Добрый мэр - [101]

— Все в порядке? — спросил Тибо.

— Да, спасибо. Все отлично, — ответила Агата, роясь в коробочке со скрепками.

— Отлично?

— Да, отлично, спасибо. Я чувствую себя намного лучше.

«Отлично». Это самое слово она произнесла тогда, в «Золотом ангеле», прежде чем выбежать на улицу. «Отлично». Все было «отлично». Она не была расстроена. Он не сделал ничего плохого. А потом она бросила его.

— Отлично, — сказал Тибо. — Рад это слышать.

Сделав несколько больших шагов, он оказался у себя в кабинете и закрыл дверь, но еще продолжал стоять, прижавшись к ней спиной и ругая себя за то, что слишком поторопился, когда услышал ее шаги. Потом ее пальцы прикоснулись к двери. Он затаил дыхание.

— Тибо? — это был почти шепот. — Тибо, вы меня слышите?

Он тихо выдохнул.

— Тибо, можно с вами поговорить?

— Вы уже со мной говорите.

Он осторожно провел рукой по двери, не сомневаясь, что их ладони сейчас почти соприкасаются.

— Тибо!

— Я слушаю.

— Тибо, у меня неприятности.

— Я вам помогу.

— Вчера вы сказали то же самое.

— Вчера все было немного иначе. Вчера вы ударили меня дверной ручкой в лицо.

Агата замолчала. Прижав ухо к двери, Тибо слышал, как движется по деревянной поверхности ее рука.

— Я причинила вам боль.

— Ерунда, все уже прошло.

— Я не об этом. Я в самом деле причинила вам боль.

Тибо ничего не ответил.

— Мне нужна ваша помощь.

— Я готов вам помочь, вы же знаете. И всегда знали.

Агата снова затихла.

— Так что случилось?

— Гектор…

Звук этого имени родился у нее в сердце и наполнил ее рот, и когда он достиг ушей Тибо, его руки сжались в кулаки.

— Тибо, он попал в беду.

— И?

— Пожалуйста. Это была ошибка. Тибо… Пожалуйста, Тибо! Был суд, и, Тибо…

— Хватит произносить мое имя.

Но она снова сказала:

— Тибо…

— Сколько?

— Тысяча восемьсот марок.

Тибо ничего не ответил.

— Тысяча восемьсот — или его посадят в тюрьму. — И снова: — Тибо…

— Вы готовы были продать себя ради него.

— Нет, Тибо, нет! До вчерашнего вечера я ни о чем не знала. Клянусь!

— Как вы там говорили? Всего один раз? За тысячу восемьсот. Шлюха. Пройдемся до порта и я покажу вам женщин, которые делают это за двадцать!

— Не говорите так!

Эти слова немножко пристыдили Тибо. Помолчав, он спросил:

— Чего вы от меня хотите?

— Я думала, может быть… Я думала, может быть, вы сможете все уладить. Поговорить с кем-нибудь в суде. Может быть…

— Вот, значит, как вы думаете. Вы думаете, что я могу просто взять и нарушить закон. Вы думаете, я могу слегка обойти его, чуточку от него отступить, попросить пару знакомых об одолжении — потому что так ведь оно всегда и бывает. Так оно все устроено. Все мошенники, все воры, все продажны. Все одинаковы, и я такой же, как все. Вот как вы думаете.

Агата молчала.

— Уходите, — сказал Тибо. Он отошел от двери, уселся, откинулся на спинку стула и положил ноги на стол.

В окно дул пахнущий пылью ветерок, лениво шевелил тюлевые занавески. Тибо сидел, совершенно ни о чем не думая, и глядел на купол собора, то появляющийся, то исчезающий в тюлевой белизне. В час дня, когда над куполом поднялся серый голубиный вихрь, а мгновением позже до Ратуши докатился удар колокола, Тибо встал, подошел к окну и взглянул на площадь. Вскоре там показалась Агата: присела на бортик фонтана и развернула газету с бутербродами.

Тибо быстро отвернулся, достал из ящика стола чековую книжку и вышел из кабинета на черную лестницу. Чтобы добраться до кабинета секретаря суда, понадобилось несколько минут: сначала подняться на этаж планового отдела, потом пройти по коридору, который тянется, словно хрящик сквозь отбивную, соединяя разные здания, мимо мансард и пожарных лестниц, пока не упирается в баррикаду из составленных один на другой стульев и батарею банок с зеленой краской в муниципальном здании на другой стороне площади. Тибо открыл последнюю дверь и подошел к кабинету с табличкой «Г. Ангстрем, секретарь суда». Он не стал стучать. Казалось, стучать в дверь вдруг стало немодно.

Господин Ангстрем ел бутерброд с вареным яйцом и читал газету. Кабинет у него был небольшой и имел странную форму, поскольку находился под самой крышей. Окно выходило в темный двор суда, где по стенам, словно стремящиеся к свету лианы, ползли, стараясь обогнать друг друга, водосточные трубы. Когда Тибо распахнул дверь, она ударилась о стол господина Ангстрема.

— О, прошу прощения, — сказал Тибо, и, поскольку господин Ангстрем ничего ему не ответил, продолжил: — Послушайте, у меня есть один приятель, и у него возникла небольшая проблема. Получил штраф. Мне бы хотелось уладить это дело.

Господин Ангстрем проглотил огромный кусок бутерброда с яйцом.

— Имя?

— Стопак. Гектор Стопак.

— С Приканальной улицы?

— Он самый.

— Все будет улажено, господин мэр.

— Штраф — тысяча восемьсот марок.

— Не беспокойтесь, господин мэр.

— Что вы хотите этим сказать?

Ангстрем заговорщически подмигнул.

— Считайте, что все уже улажено.

Тибо хлопнул о стол чековой книжкой — получился звук, похожий на выстрел стартового пистолета — и принялся яростно строчить. Господин Ангстрем беспокойно выпрямился.

— Я выписываю этот чек на счет Городского Совета. Полагаю, он будет обналичен.

Пока господин Ангстрем расписывался в получении, Тибо сердито поглядывал на него через стол. Потом взял расписку и положил ее в бумажник.