Добрый деловой человек - [45]
…Шемякин без лишних предисловий обрушился сразу же на третий участок: там собрались бездельники и слюнтяи с дипломами, руки боятся запачкать, голос повысить, мозгами покрутить. Они наверняка план провалят, но это ведь и по плану СМУ ударит, ни в чем не повинных людей прогрессивки лишит. Как нашкодившего первоклашку, поднял он начальника участка Дубровина, крикнул:
— Что соврешь в свое оправдание? Ты ж начальник участка, а не мокрая курица! Смотри в лицо товарищам, если совесть тебе позволяет!
Дубровин — пожилой, с могучими покатыми плечами — переступал с ноги на ногу, крутил взлохмаченной головой, поминутно вытирая обильный пот на лбу и шее крохотным мокрым платочком, свернутым в комочек, который, как воробушек, казался жалким в его огромных черных ладонях.
— Так есть же причины, — бормотал Дубровин. — Специалистов недокомплект.
— Перемани, найди, хоть сделай! Даю сутки. Не выправишься, на себя пеняй!
На минуту Глеб подумал, что Шемякин дает представление специально для него, и посмотрел по сторонам. Но нет, лица собравшихся были серьезны, хмуры, кое у кого — привычно равнодушны. Видимо, подобные разносы стали здесь системой, нормой…
Поговорили в таком духе и довольно быстро разошлись, получив каждый свою порцию ругательств, окриков и зуботычин — все вроде бы и довольные даже. А Шемякин, выпроводив их и оставшись один на один с Базановым, переменился буквально на глазах. Уже понял, о чем пойдет разговор, и, упреждая парторга, начал первый. Сказал, словно извиняясь:
— Мне план давать надо. План, план — любой ценой, Глеб Семенович. С меня таким же образом его главный требует, давит. Ежедневно.
— А люди у вас что, глухие? Или понимают только окрик?
— Так ведь гаркнешь, нажмешь с соленым словцом в придачу — вот и показатели растут, — отшутился Шемякин.
А увидев, что не идет парторг навстречу его шутке, не расположен («Черт его знает, может, все же по письму прилетел»), сказал, что золото, как справедливо не раз подчеркивал Степан Иванович Богин, все равно что фронт, а строитель комбината — солдат. Тут расшаркиваться перед каждым нечего. Тут надо командовать — давать приказы и их выполнения требовать. И о дисциплинарных взысканиях напоминать — это тоже большое воспитательное значение имеет.
— Целая философия, — заметил Глеб.
— А как же, Глеб Семенович! — подхватил Шемякин. — Без такой философии мне никак нельзя, завалюсь и не выплыву, не встану.
— Ну, пойдемте, показывайте свое хозяйство.
— Это пожалуйста, с великим удовольствием! — обрадовался Шемякин и, вставая, крикнул, постучав кулаком в дощатую перегородку: — Петр! Э, Петр!
— Здесь я, — раздалось из-за перегородки. — Что?
— Переключи на себя телефон-то. Я гидом при высоком начальстве, на площадку поехал. Вернусь, когда отпустят!
Особая у него была манера разговора, ничего не скажешь. И не очень приятная. Правдолюбец? Может, он по характеру такой? Или старается для пользы дела, понимаемого по-своему?..
Они ехали мимо рудного карьера, где уже разворачивались вскрышные работы и бульдозеры прокладывали дороги к пригнанным сюда экскаваторам УЗТМ.
— Командую как могу, — словно оправдываясь, сказал Шемякин. — Начальника после селя грипп одолел, никак поправиться не может. Слаб он еще по стройке мотаться и грязь месить. Из конторы по телефонам руководит, а я уж помогаю — его руки и ноги! — как могу. Прикипел душой к Бесаге.
Глеб промолчал.
«Газик» миновал участок монтажа сборного железобетона и остановился возле будущих цехов первой обогатительной фабрики, где шло бетонирование фундаментов. Шемякин, пропустив Базанова и увидев, что тот остановился с одним из рабочих, подозвал прораба — молодого вихрастого парня — и, отведя его в сторону, сказал, сдерживая раздражение:
— Ведь вчера должны были здесь кончить, Локшин, а? Волосатик ты эдакий!
— Мучаемся, — оправдывался прораб. — Горе, не работа! Феодализм! Крепостной способ производства, точно!
— Тебе, конечно, где бы полегче! — иронически скривил рот Шемякин.
— Сколько площадок, столько размеров, и каждой — особая опалубка. С ума сойти, Матвей Васильевич.
— А я и не знал!
— И учтите: арматуру тут же собираем и варим — с полным нарушением техники безопасности. Предупреждаю.
— Этого я не слыхал. А за нарушения можешь и под суд.
— Одному, по правде, не хотелось бы, Матвей Васильевич.
— Ну, разговорился! — оборвал его Шемякин и, увидев, что Базанов окончил разговор, оставил прораба и, улыбаясь, пошел к парторгу. Спросил: — Так что, можем следовать дальше, Глеб Семенович?
— Вы же сами объявили себя гидом, ведите.
Они двинулись по площадке…
— Вы были на фронте? — поинтересовался Базанов.
— А как же! — с пафосом и некоторым возмущением воскликнул Шемякин и замолк, не стал развивать этой темы.
— Иной тон, иные отношения с подчиненными вы не считаете возможными? — чувствуя, что злость растет, но сдерживаясь, спросил Глеб.
— То есть? — притворно удивился Матвей Васильевич.
— Скажем, дружеские, уважительные, человеческие отношения?
— Почему же? Я не бюрократ. — Шемякин приосанился. — В неслужебное время. Кого хотите, спросите. Тут я готов и пулечку расписать по малой, и поохотиться с коллективом, и хоть на свадьбе чьей поприсутствовать. А на производстве для меня сначала план, потом люди, простите за прямоту. Может, я недопонимаю что, укажите.
В своем новом романе Марк Еленин, опираясь на малоизвестные архивные материалы, рассказывает о трагедии белого русского офицерства в эмиграции, о горькой и страшной участи чекистов, внедренных в эмигрантские круги: в 30-е годы Сталин уничтожает лучшие кадры советской разведки в Европе. Роман — остросюжетная увлекательная книга, продолжающая произведение «Семь смертных грехов».
В своем новом романе Марк Еленин, опираясь на малоизвестные архивные материалы, рассказывает о трагедии белого русского офицерства в эмиграции, о горькой и страшной участи чекистов, внедренных в эмигрантские круги: в 30-е годы Сталин уничтожает лучшие кадры советской разведки в Европе. Роман — остросюжетная увлекательная книга, продолжающая произведение «Семь смертных грехов».
Трагедия русского белого движения, крах честолюбивых планов ее вождей, пошедших против разрушителей России, судьбы простых людей, вовлеченных в кровавое горнило гражданской войны — тема романа Марка Еленина «Семь смертных грехов». Действие романа происходит на полях сражений, на далекой и горькой чужбине, особое внимание уделено автором первым шагам дипломатии советской страны.
Трагедия русского белого движения, крах честолюбивых планов ее вождей, пошедших против разрушителей России, судьбы простых людей, вовлеченных в кровавое горнило гражданской войны — тема романа Марка Еленина «Семь смертных грехов». Действие романа происходит на нолях сражений, на далекой и горькой чужбине, особое внимание уделено автором первым шагам дипломатии советской страны.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.