Добрый деловой человек - [116]

— Это, наверное, хорошо, что мы одиноки.

— Но я старый.

— Ты лучше всех.

— У меня угрюмый, мрачный характер.

— Пусть!

— И психология холостяка.

— Пусть!

— Влюблюсь, что будешь делать? Я требовательный. Или все, или ничего.

— Пусть тебе будет все. И дай я тебя поцелую…

Все быстрее и быстрее раскручивалась карусель. Все выше вздымались невидимые волны. Большая красная звезда чертила линию над горизонтом. Нарастал непонятный шум. Мчалась вниз по склону снежная лавина, захватывая, вбирая в себя все, что встречалось ей на пути. И Глеб не то крутился, не то летел, не то падал. И вдруг все остановилось, стало тихо.

— О… Глеб, — сказала Наташа.

Гостиничный номер был длинным и узким, как пенал. Окно выходило во двор, заставленный железными кроватями, — на них в дни «пик» спали командированные. Из окна доносился резкий запах каких-то цветов.

От голубого полудиска луны в комнате казалось почти светло, хотя глубокие черные тени скрадывали очертания одних предметов и придавали фантастические очертания другим.

— …Не говори ничего, — попросила она.

— Не буду, — ответил он.

— Буду я говорить.

— Говори.

— Только ты не улыбайся.

— Хорошо.

— Я дура.

— Ты?

— Молчи! Я верила, что сказка, в которую ты меня окунул, не могла закончиться так просто. Совещанием по железобетону, скажем. Или тем, что мы пожали бы друг другу руки и разошлись в разные стороны. Я люблю тебя, Глеб. И все мечтала: встречу. Сажусь на самолет, а рядом — ты. Иду по Ленинграду — ты. Открываю дверь комнаты, а там — ты. И чтоб мы были одни. Понимаешь?.. Молчи! И вот я тебя встретила в этом странном городе. Одно это было счастьем. Но потом был день и был вечер, и счастье, огромное, как ком, упало на меня. Думала, не выстою, не выдержу: нельзя же людям столько счастья сразу. Оказалось, живу, уцелела. Я так благодарна тебе. Молчи!.. Мне трудно все это сказать тебе. Так несовременно говорить об этом. Но я скажу, а ты слушай. Я — как влюбленная девчонка — готова на все. Прятаться, бегать тайком к тебе по ночам, назначать свидания хоть на островах Фиджи и прилетать туда без опоздания.

— Ну почему нам надо прятаться? Разве мы обманываем кого-нибудь, делаем что-то постыдное, Наташа?

— Нет, нет! — горячо и убежденно сказала она. — Нет, не на стройке! Это осложнит отношения, твою работу.

— О чем ты говоришь?! Я тебя люблю. Ты нужна мне.

— Хочешь, чтоб все видели? Впрочем, мне-то все равно, пожалуйста.

— Чтоб что́ все видели?

— Что мы вместе, что я твоя любовница.

— Почему не жена?

— Не надо так, Глеб. Мне этого не надо, самое честное слово, поверь.

— Но мне это надо, Наташа.

— Не будем торопиться, родной. Я суеверная. Ты станешь жалеть потом — завтра, послезавтра и каждый день. Зачем? А я хочу, чтоб у нас все было светло, радостно — как сегодня.

— Ты меня не знаешь.

— И ты меня мало знаешь. Я боюсь. Самое страшное — потерять тебя. Я теперь не смогу без тебя никогда.

— И я не смогу. Но почему ты лишаешь меня права голоса и права на поступки? Полчаса слышу: я, я, я.

— А хотел бы?..

— Мы, мы, мы.

— Не надо больше об этом, прошу тебя.

Помолчали. Луна уползла в сторону, и гостиничный номер погрузился в темноту.

— Сколько сейчас? — спросила она и поспешно добавила: — Только не зажигай свет!

— Четверть двенадцатого. А почему ты спросила?

— Уже больше часа как я должна быть в воздухе.

— Завтра утром поедем вместе, — сказал он. — И завтра же я скажу всем, что ты моя жена.

— Нет, нет. Подожди хоть месяц! — крикнула она.

— И весь месяц мы не будем вместе? Или станем прятаться по темным углам?

— Откуда я знаю! Разве я выдержу? Как ты можешь?

— Ну вот, видишь… И еще свадьбу грохнем по узбекскому образцу — человек на пятьсот, чтоб навеки Солнечному запомнилась.

— Но завтра ты никому не скажешь, не скажешь — обещай! Я должна как-то подготовить себя, маму, Антошку.

— Антошку? — очень серьезно сказал Глеб. — Антошку — это ты, наверное, права.

31

Каждое утро начиналось на всей огромной территории стройки одинаково: из главной диспетчерской звонил дежурный, принимал рапорты начальников объектов, предприятий, строек, передавал приказы руководства. В десять часов Богин и Глонти, просмотрев сводки главного диспетчера Прокопенко, разговаривали по селектору. В основном — с отстающими. В двенадцать заседал штаб стройки. Все руководство управления было раскреплено по важнейшим сдаточным объектам и шефствовало над ними, контролировало их деятельность. Как правило, штаб заседал до обеда. После обеда и до позднего вечера Богин обычно и не появлялся в кабинете. Со второй половины дня кабинеты управления пустовали допоздна. И так месяц за месяцем — время спрессовывалось, летело незаметно.

Пятидесятикилометровая железнодорожная ветка и ЛЭП подходили к Бешагачу. И на промышленной площадке наступали самые горячие времена. Уже прибывало технологическое оборудование для золотоизвлекающего комбината. Огромное здание его было почти закончено — наружный каркас, перегородки, покрытия, перекрытия. По существу, это было не одно, а три здания: большой, средний и малый корпуса обогатительных фабрик, вся схема производственного процесса — от потока тысячетонной руды до тонкой струйки чистого золота, которое побежит из тигля.