Добрые книжки - [60]
— Почему же вам не пришло в головы очистить уши? — робко спросила Танечка.
— Мы были просто детки, и иногда плохо соображали. — нашёл причину своим странным поступкам Филушка. — Вспомни себя, когда ты была малой деткой, подозреваю, что твоей соображалки только и хватало, чтоб шлёндраться без толку. А мы же очень быстро миновали то озеро и приблизились к заснеженным неприступным горам, у подножия которых увидели огромного великана, опутанного цепями и прибитого гвоздями к скале. Тот великан вопил о помощи голосом настолько громким, что разносился вопль его на тридцать поприщ вокруг, лишь мы одни его не слышали. «О милые детки! — воскликнул великан, завидев нас. — Я вам подскажу, где достать гармонь-трёхрядку, а вы пообещайте мне, что освободите от сковывающих цепей, чтоб поспешил я к себе домой, никого не обидев по дороге.» Ксюша хитро перемигнулась со мной и сказала великану: «Ну что ж, давай, приятель, выкладывай всё то, что ты знаешь про гармонь.»
— Позволь, голубчик. — перебила Танечка Филушку. — Как же твоя Ксюшенька смогла услышать глас великана, если ваши уши были залеплены воском?
— Как? — переспросил Филушка.
— Ну да, хотелось бы узнать про это как.
— Она их тут же отлепила, завидев великана. — нашёлся с ответом Филушка.
— Значит, это ты один тогда плохо соображал, а твоя подружка соображала хорошо?
— Ты очень странные вопросы задаёшь, и, мне кажется, это ты себе чем-то уши залепила, и плохо меня слышишь. Я тебе толкую про Фому, а ты мне про Ерёму.
— Здрасьте, этого ещё не хватало!! Откуда бы мне знать про Фому и Ерёму, если ты рассказываешь только про себя с Ксюшенькой?.. Я могу и Алексея Николаевича призвать в свидетели, и он подтвердит, что ты тут без умолку трындишь про свою драгоценную Ксюшеньку, и хоть бы словечком обмолвился про Фому и Ерёму.
— Забудь про Фому и Ерёму, я про них упомянул вскользь, и в смысле присказки. — отмахнулся от танечкиных претензий Филушка, скривив зашмыганную гримасу. — Если бы с нами были Фома и Ерёма, я бы их запомнил, но Ксюша одного меня взяла с собой в путешествие, и вот мы остановились у закованного в цепи великана, пытаясь понять, не обманет ли он нас насчёт гармони-трёхрядки. «Ползите туда, милые детки. — шёпотом указал на лаз в горную пещеру великан. — И очень скоро вы найдёте старуху, известную у нас за жрицу Пифию, и ей не только будущее ведомо со всею подноготной, но и из прошлых лет в настоящий день любую вещь способна перетащить.» Ксюша выполнила желание великана, освободив от цепей, после чего мы все вместе проникли в пещеру и последовали, под внезапно раздавшиеся траурно-растянутые удары колокола, навстречу жрице Пифии. «О, милые дети, а вот и она!» — сказал нам великан и указал на затрапезную скрипучую старуху, восседающую на треножнике из костей и черепов, и вдыхающую пары из расщелины камня Ойкумена, известного также, как пуп земли, что помогало ей одаривать пророчествами всех страждущих. «Ты скоро сдохнешь!» — мгновенно уместилась старуха в пророческий экстаз, обращаясь к великану, и даже вознамерилась пройтись всем психотропным составом будущих невзгод на наш счёт, да Ксюша вовремя применила палку. Тогда старуха сообразила, с кем имеет дело, промямлила сто тысяч извинений через беззубый жабий рот, и быстренько призвала из гипнотически завораживающей тьмы людских судеб верных карликов-халдеев, что со времён вавилонского столпотворенья хранили у себя гармонь-трёхрядку. И передали они заветный инструмент нам из рук в руки, и пожелали счастливого пути домой, после чего мы взмыли в воздух и полетели к себе в Пошехонье, правда несколько странно: головами к земле, а ногами к небесам!..
И Филушка с удовольствием прищёлкнул пальцами, словно ставя восклицательный знак в своём героическом прошлом.
— Он ведь всё врёт, правда? — спросила Танечка у Алексея Николаевича, доверчиво сияя широко раскрытыми глазёнками.
— К сожалению, он ничегошеньки не врёт. — торжественно поддержал рассказ друга Алексей Николаевич. — Про эту историю тогда много писали в газетах, что безусловно будоражило умы непосвящённых, и они со всей страны съезжались к Пошехонью, чтоб поприветствовать малолетних героев, вернувшихся из странствий, когда их обыскались с милицией и не могли отыскать, и чуть было не похоронили заочно. А вот уж когда дедушка Анатолий тряхнул молодостью, как говорится, и заиграл на гармони-трёхрядке, то коровы напрочь позабыли про лень и морские купания, а принялись требовать быка, который и не замедлил примчаться. Очень скоро надои пошехонских коров повысились настолько, что пустили специальный молочный трубопровод из Пошехонья в Ярославль, и началась эра экономического процветания нашего региона, продолжающаяся вплоть до горбачёвской перестройки. Но во всякой бочке мёда найдётся местечко для ложки дёгтя, а тогда и местные жители, приглядевшись к неудержимой жизненной активности коров, принялись посещать шалашик дедушки Анатолия и просить, чтоб он им потихоньку наигрывал на гармони-трёхрядке насущные мотивы. А уж затем в Пошехонье и его окрестностях началось такое, отчего столичные власти за головы схватились, и вскоре пошехонский председатель горкома получил гневное послание от генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. У меня даже имеется в архивах копия этого послания, сейчас я её найду и зачитаю вам.
