Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [97]

Витольд достал блокнот и начал писать. Он хотел рассказать о жизни в лагере и был полон решимости дать волю своим эмоциям.

«Итак, я должен сухо изложить факты, ибо этого хотят мои друзья, — написал он во вступлении. — Хорошо, вот они… …но все же мы не были сделаны из дерева или камня… хотя мне часто этого хотелось; в каждом человеке билось сердце, но иногда оно леденело от ужаса и в мозгу мелькали странные мысли, которые я временами с трудом осознавал».

Мария Шелонговская (на переднем плане). Довоенные годы.

Предоставлено семьей Война-Орлевич

В августе в прохладные и солнечные утренние часы Витольд погружался в свои мысли и писал. Его варшавский товарищ, военнослужащий Ян Межановский, приехал из города Имолы навестить Витольда. Ян вспоминал, как Витольд выходил на пляж во второй половине дня с пачкой бумаг: каждая страница была исписана его округлым почерком. За несколько лир они брали напрокат водный велосипед: Ян рулил, а Витольд читал вслух свои записи. Витольду помогала Мария Шелонговская, офицер разведки. Они познакомились еще в Варшаве, а потом встретились в Мурнау. Мария печатала текст его рукописи на пишущей машинке. Она отличалась незаурядным умом, закончила университет и была истинным патриотом Польши. Благодаря совместной работе Мария с Витольдом сблизились. Возможно, у них даже был роман[843].

В начале сентября Андерс вызвал Витольда в Рим для обсуждения плана дальнейших действий. Витольд предложил отправить с ним на задание Марию в качестве своего секретаря, а его соратник по подполью Болеслав Невьяровский мог бы выполнять роль связного между Витольдом и Андерсом. Генерал утвердил операцию и назначил дату отъезда на конец октября. Витольд вернулся в Порто-Сан-Джорджо и продолжил работу над рукописью с новыми силами. «Решение о моей миссии принято, и я вынужден использовать стенографию», — отметил он в тексте[844]. Витольд готовился к отъезду: продумывал маршрут, оформлял документы. На этот раз ему придется по-другому организовать свою подпольную деятельность. В борьбе с немцами он мог рассчитывать на поддержку населения, но в отношении польских коммунистов такой уверенности у него уже не было. Витольд планировал собирать материал среди своих знакомых. Он никого не будет вербовать и даже не раскроет свой статус. Он сможет избежать прямого вовлечения в операцию своих друзей, но будет использовать полученные от них сведения[845].

Приближался день их отъезда. Витольд писал по несколько страниц в день, одновременно вычитывая то, что Мария уже напечатала. Перепечатывать начисто времени не было, поэтому после минимального редактирования они обрезали поля, удалив его комментарии, и склеили страницы. Двадцать первого октября Витольд вернулся в Рим за последними инструкциями. У него в сумке было 104 напечатанных листа. Он передал рукопись на хранение Кажимежу Папи, послу Польши в Ватикане[846].

* * *

Через несколько дней Витольд, Мария и Болеслав отправились в Польшу. Они пересекли Альпы. На границе Болеслав, вероятно, проявил малодушие, и Витольд с Марией продолжили путь без него и двинулись в Прагу. Чехия находилась под контролем советских войск, и чешская милиция выселяла из приграничной Судетской области немецкое население. Витольд и Мария часто видели колонны людей, покорно бредущих по дорогам. У некоторых на рукавах были повязки с буквой N — первой буквой чешского слова «немец»[847].

Мариан Шишко-Богуш, Мария Шелонговская и Витольд в Италии.

Предоставлено семьей Пилецких

Витольд и Мария пробыли в Праге несколько дней и выехали в Польшу. На границе скопились очереди поляков, желавших вернуться на родину. Витольд и Мария пересекли границу, их документы были тщательно проверены сотрудниками новой польской тайной полиции, известной как Управление безопасности, после чего они получили штампы в ближайшем отделе репатриации. Затем они отправились к друзьям Марии на горный курорт Закопане, где можно было продумать дальнейшие действия[848].

Страна пребывала в разрухе. Днем улицы патрулировались полицией и советскими солдатами, а ночью из леса выходили радикально настроенные подпольщики. Они нападали на польских чиновников-коммунистов, жгли полицейские участки и машины. По всей стране совершались убийства, грабежи, мародерства, в некоторых районах вспыхивали мятежи. В полицейском отчете из одного только района Силезии зафиксированы масштабы беззакония за две недели той осени: 20 убийств, 86 грабежей, 1084 случая взлома и проникновения, 440 политических преступлений, 92 поджога и 45 сексуальных преступлений.

Назревал кризис и в общественном здравоохранении. Кроме того, многие поляки голодали. Советские войска реквизировали бо́льшую часть урожая и препятствовали работе международной организации, раздававшей продукты питания^{20}. Толпы отчаявшихся людей грабили магазины и склады в поисках еды или предметов для обмена. Повсюду свирепствовали тиф и дизентерия, нередкими были и случаи заражения венерическими заболеваниями[849].

Витольд и Мария отправились в Новы-Виснич, где Витольд жил после побега. Дом Серафиньских был заброшен. В Бохне Витольд поговорил с семьей Обора, укрывавшей Яна и Эдека. Витольд узнал, что глава семейства, Юзеф Обора, не симпатизировал коммунистам. Многие из его друзей устраивались на работу при новой власти, но у Юзефа работы не было. Он чувствовал усталость от ежедневной борьбы за существование.