Добровольцы - [2]

Что крик его слышал иль робость заметил.

Вступив сапогами в подземную воду,

Мы начали шлепать по лужам, как дети.

Нас Коля Кайтанов повел за собою

Как будто с рожденья знакомой дорогой.

Когда мы уже подходили к забою,

Столкнулся он с девушкой важной и строгой.

Постой, не она ли над нами смеялась

На шахтном дворе в окруженьи подружек?

Отчаянно из под платка выбивались

Кудряшки ее наподобие стружек.

Кто мог бы подумать: она звеньевая

И мы у нее в подчинении будем!

Спокойно, как будто бы не узнавая,

Как будто впервые увиденным людям,

Она нам сказала: «Беритесь ребятки,

Довольно гуляли, пора и за дело.

Сначала используем вас на откатке».

И нас это слово обидой задело:

Ведь мы добровольцы, бойцы пятилетки!

Нам горы ворочать — и этого мало!

А тут полюбуйтесь — толкать вагонетки

Насмешница эта нам всем приказала.

Как будто уже изготовившись к драке,

Уфимцев пошел ей навстречу по-бычьи.

Но Коля Кайтанов в мерцающем мраке

Стоял неподвижно — само безразличье,

Начальнице бросив ехидное слово:

«Мы, детка, на всякое дело готовы!»

В ответ звеньевая, горда своей властью,

Прикрикнула весело: «Хлопцы, дружнее!»

На чье-нибудь горе, на чье-нибудь счастье

На узкой дорожке мы встретились с нею.

Всю смену мы так вагонетки катали

Уфимцев со мною, Кайтанов с Алешей

И легким нам труд показался вначале,

И тяжесть породы — пуховою ношей.

Где шахта расширена, около клети,

Нас встретил один человек низкорослый.

Держался он так, будто в шахте лишь дети,

А он здесь, представьте, единственный взрослый.

Приветливо щуря горячие глазки,

Он буркнул: — «Орлы!» — и проследовал дальше.

Но юность в такой не нуждается ласке,

Легко отличая душевность от фальши.

В ту ночь заместитель начальника шахты

Запомнился новым шахтерам едва ли.

По доскам настеленным, мокрым и шатким,

Мы так до утра вагонетки катали —

Туда и обратно, к стволу и забою.

Кто первым нагрузит? Кто первым вернется?

Не знал я, что небо видать голубое

Со звездами ночью и днем из колодца.

Там возле ствола, как при вечном рассвете,

Наверх подавая звонки то и дело,

Сидела сигнальщица в красном берете,

Принцесса подземного царства сидела.

В тяжелом резиновом комбинезоне,

Она оставалась и тонкой и хрупкой

И гладила, словно собаку, ладонью

Большой телефон с неуклюжею трубкой.

Таинственны эти наивные брови,

Опасны ресниц осторожные взлеты…

Напарник мой Слава стал сразу суровей,

Как будто от новой внезапной заботы.

И мы по причинам особого рода,

Друг другу о них не промолвив ни слова,

Спешили катить вагонетку с породой,

Чтоб с этою девушкой встретиться снова.

И смена у нас не прошла — пролетела.

Но, выйдя опять вчетвером на поверхность,

Мы все ощутили, как бродит по телу

Усталость. Но так и должно быть, наверно.

Однако она, как прибой, нарастала

И шумом глухим наливалась нам в уши,

И так нам тепло, так уютно нам стало

В пропахшем сосновою свежестью душе!

Мы в струи воды погружались, как в дрему,

На миг удивившись потерянной силе,

И, словно ко дну опускаясь морскому,

В потоках вились, колыхались и плыли.

На цыпочках, боком вошли в раздевалку.

Где в шкафчиках нас ожидала одежда,

И вышли на площадь, шагая вразвалку:

Рабочие люди — народа надежда!

Стоял у подъезда гостиницы старой

И вслед нам смотрел сквозь очки роговые

В квадратных штанах иностранец с сигарой,

Москву посетивший, должно быть, впервые.

Платком он протер окуляры от пыли.

«Зачем при невежестве и бедноте их

Весь город строительством разворотили?

Что выйдет из их большевистской затеи?»

А мы улыбались спокойно и гордо.

Неся по Москве свое званье «рабочий»

Не после победы, не после рекорда —

Лишь после одной метростроевской ночи.

Казалось нам, встречный любой и прохожий

Узнает строителей с первого взгляда:

Наверное, мы на героев похожи —

Не просто четыре юнца, а бригада.

Конечно, нам только мерещилось это,

Однако прищуренным глазом за нами

Следил из окна своего кабинета

Тот карлик, что в шахте назвал нас орлами,

Товарищ Оглотков.

Еще и теперь я

Понять не могу — говорю вам по чести, —

Откуда в нем столько взялось недоверья,

Прикрытого тонкою пленкою лести.

Он думал: «Какие счастливые лица!

А может они из враждебного класса?

Хотят в пролетарском котле провариться?

Но нет! Их не скроет рабочая масса».

А мы уходили по улицам узким,

Усталые, сонные, тихо шагали.

Нам встретилась девушка в ситцевой блузке,

И мы ее даже сперва не узнали.

Такая прозрачность в чертах ее тонких —

Огнем опалит или вьюгой закружит?

И женщины строгость и робость девчонки,

И что-то мальчишеское к тому же!

Принцесса подземного царства! И Слава

Зашел осторожным движением справа.

«Куда вы спешите?» — «Иду за подружкой,

Ее вы, наверное, знаете, Лелю?»

«Позвольте, пожалуйста, взять вас под ручку!»

«Какие вы быстрые! Ой, не позволю!»

Сказала она, что зовут ее Машей

И скучно одной ей в компании нашей.

Конечно, гурьбою за Лелей зашли мы,

Жила она рядом — на старой Волхонке.

И долго бродили мы, смехом счастливым

Звеня в нашей милой арбатской сторонке.

Глава третья УДАРНАЯ БРИГАДА

Всю тяжесть работы не сразу узнали, —

Такими мы были тогда молодыми, —

Но руки и ноги чугунными стали,

И, кажется, пуха с земли не подымешь.

Но каждый не мог себе даже представить,

Что в жизни дороги и легче бывают.

Мрачнели Уфимцев, и я, и Кайтанов,