Добро пожаловать в Пхеньян! Ким Чен Ын и новая жизнь самой закрытой страны мира - [93]

То, что мы видим на открытых площадках, говорит о крайне ограниченном наборе тем, вокруг которых крутятся сюжеты всех северокорейских фильмов. Стоят макеты традиционных корейских хижин и домов – для описания идиллии, предшествовавшей вторжению японцев. Тут же фотостенд с изображениями разнообразных костюмов, которые есть на студии и в которые любители косплея за небольшую плату могут облачиться, чтобы сфотографироваться на память. А вот улица, которая должна демонстрировать неряшливость капиталистического Сеула или, по крайней мере, того, на что этот город был похож в 1960-е годы. Далее – Токио тех же лет в миниатюре. Обе декорации обильно сдобрены наглядными знаками эксплуатации человека человеком, например, нарисованными рекламными плакатами, которые предлагают услуги проституток. Для сцен, происходящих в Европе, есть коттедж в английском стиле. В отличие от Голливуда, все киношные здания-макеты построены так, что их внутренняя обстановка соответствует внешнему облику. Поэтому если снаружи здание изображает аптеку или бар, то и внутри оно окажется именно аптекой или баром. Гид говорит, что это – блестящая инновация, уникальный вклад в индустрию производства кино со стороны Ким Чен Ира. Определенно, это улучшение расточительного голливудского подхода к постройке декораций.

Внезапно Мин издает пронзительный визг и кричит Хва, чтобы тот обернулся.

«Это действительно… ОНИ?» – спрашивает она гида, указывая на трех седеющих мужчин, которые выходят из домика, похожего на гримерку.

Хмм, действительно, ОНИ. Три самые любимые кинозвезды Мин. Мы выбираемся из микроавтобуса, чтобы сфотографироваться с этими живыми иконами «Чучхевуда»[54], звездами таких блокбастеров, как «Наш аромат», «Приказ № 027» и «Нация и судьба», часть 61[55]. Мин тоже хочет фото со знаменитостями – она дает свой телефон Алеку, который щелкает ее, позирующую рядом с актерами.

* * *

На обратном пути с киностудии мы проезжаем вдоль удаленных уголков реки Потхонган. Вдали виднеется новый белый многоквартирный дом типа пригородного. «Вы видите это? – кричит Мин. – Белое здание? Тут я живу».

«В самом деле? Ну, тогда давайте остановимся тут на обед», – подшучиваю я, зная, что никаких денег будет недостаточно, чтобы какая-нибудь инминбанчжан позволила американскому ублюдку зайти внутрь.

«Конечно, почему бы нет? – подхватывает Мин. – Только не сегодня. Когда-нибудь в другой раз, если вы приедете в Пхеньян снова».

«Ха-ха-ха, хорошо!»

«Но это значит, что тебе придется сюда вернуться, – Мин протягивает мне своей скрюченный мизинец. – Ты обещаешь?»

Я захватываю ее мизинец своим: «Обещаю».

Тридцать вторая глава

Сегодня – последний день занятий. Преподаватели организовали выпускную церемонию в помещении кафедры. Она носит приватный характер – на ней присутствуют только наши учителя, секретарь кафедры, гиды и товарищ Ким. Но всё равно очень приятно. Алек позаботился о том, чтобы всё действо было задокументировано: он поручил Мин снимать наш выпускной, чтобы потом, по возвращении домой, можно было всё это выложить на странички «Tongil Tours» в социальных сетях. Александр превзошел нас всех, заявившись в костюме с галстуком.

Сегодня для нас организована экскурсия по студгородку, которая на практике ограничилась посещением институтского музея, расположившегося в одной из аудиторий на первом этаже. Все так же банально, как это и звучит.

Ранее, в один из дней на этой неделе, Мин привезла нас в фотостудию, расположенную за углом гостиницы «Чхангвансан». Там нас сняли анфас, каждого нарядили в подходящий костюм – спасибо чудотворной силе фотошопа. Сейчас нам вручают сертификаты. Мое фото прикреплено к документу, где печатным шрифтом написано, что «товарищ Трэвис Джеппсен окончил курсы корейского языка в Педагогическом институте имени Ким Хёнчжика». Документ заверен рельефной печатью с эмблемой Министерства образования.

Затем мы позируем вместе с нашими преподавателями для группового фото на фоне институтского здания. Александр, охваченный радостным возбуждением, просит нашу застенчивую кафедральную секретаршу дать ему номер телефона кафедры, чтобы он, может быть, когда-нибудь смог договориться о персональном обучении. Она смущенно хихикает, явно чувствуя неловкость.

«Александр, таким путем сделать это невозможно, – вступает в разговор товарищ Ким. – Тебе придется связаться со мной, если ты захочешь еще раз приехать сюда учиться».

«Почему я не могу обратиться к ним напрямую?» – спрашивает Александр с вызовом.

Мы прощаемся. Я кланяюсь госпоже Пак и жму руки другим преподавателям и секретарю кафедры. Мы залезаем в микроавтобус. Пока мы медленно отъезжаем, пересекая парковку, я оглядываюсь на Пак и машу ей в последний раз. Она видит это и улыбается, коротко машет рукой, а затем быстро поворачивается и уходит, в то время как мы растворяемся в потоке транспорта.

Часть восьмая Ширма

Тридцать третья глава

Утренний туман. Через него пробивается луч, оповещая о начале нового дня. Я открываю дверь на балкон и пытаюсь впустить в себя этот свет, чтобы луч пробился и через мой внутренний туман – туман, который застилает мое сознание. Я только что проснулся и встал с постели, но чувствую внутреннюю тяжесть. Мое психическое состояние – это сплошное глубокое расстройство. Я морально изможден, чему частично способствует снотворное, которое мне приходилось принимать почти каждый вечер, чтобы наконец заснуть.