Добро пожаловать в город! - [3]

— Постоянно, — спокойно ответил Макамер.

— Во время испанской войны мне все время снились страшные сны — меня расстреливают из пулеметов самолеты. Я убегал от них, скрывался в проходах между гаражами, но они налетали сбоку. — Датчер допил свой стаканчик. — Не знаю, право, при чем здесь гаражи? Но вся беда с человеческой расой в том, что люди слишком смелы, слишком отважны. Можно заставить их делать что угодно: летать высоко в небе, не боясь быть сбитым на высоте двадцать тысяч футов, идти вперед с гранатой в руке, вести морские сражения… Не будь человеческая раса такой смелой и мужественной, в этом мире было бы куда приятнее жить. Вот вкратце суть моих двухмесячных размышлений здесь, в Голливуде.

— Эйнштейн может пока не беспокоиться, — подтрунивал над приятелем Макамер. — В мышлении он пока еще впереди тебя.

— Знаю! — отмахнулся Датчер. — Но пусть попытается поразмышлять в этом чудовищном климате.

Долли проскользнула к стойке между ними.

— Все в порядке, Максина просто умирает от желания поехать с нами. Она слышала о тебе.

— Хорошее или плохое? — поинтересовался Датчер.

— Просто слышала, и все. Сказала, чтобы ты не был «тепленьким».

— Так и сказала — «тепленьким»? — недовольно наморщил нос Датчер.

— Так и сказала, — подтвердила Долли.

— Нет, она мне явно не понравится!

— Чепуха! — вмешался Макамер; оттащил его от стойки и повел к своей машине.

Большой, вместительный автомобиль мчался по накатанному шоссе в Мексику. Датчер удобно развалился на заднем сиденье, положив голову на колени Максине. Время от времени ему приходилось лениво отстраняться от нее, так как на ней был костюм, отороченный спереди мехом рыжей лисицы, и этот противный мех постоянно лез ему в нос, щекотал ноздри.

— Итальянец, — рассказывала Максина, — у него богатые поместья по всей Италии и хорошая работа в Нью-Йорке, пятнадцать тысяч долларов в год, но вся проблема заключалась в том, что он не любил Муссолини.

— Твердый характер, ничего не скажешь, — тихонько прокомментировал Датчер. — Просто замечательный характер.

— Мы были обручены, собирались уже пожениться, — говорила все громче Максина, обращаясь к Долли, — но две недели спустя он бросил работу — решил отдохнуть, мой маленький итальяшка, расслабиться. — И засмеялась, но в смехе ее чувствовалась легкая печаль; она рассеянно гладила Датчера по голове. — Стоит мне встретиться с мужчиной — и он начинает расслабляться.

Макамер включил радиоприемник: Гитлер еще не дал ответа на предъявленный Чемберленом ультиматум, сообщал диктор из Лондона; потом оркестр грянул «Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что ты прекрасна».

Датчер снизу внимательно изучал лицо Максины: круглое, полное лицо, небольшой ротик, — казалось, Бог так и создал ее, уже с аккуратно, густо накрашенными губами.

— Ты очень хорошенькая, — на полном серьезе отметил он.

Максина улыбнулась.

— Да вроде ничего! — И похлопала его по руке в знак благодарности за такую оценку. — Немножко, правда, потолстела сейчас — в Нью-Йорке я пила много вина. Долли, я слышала, Глэдис выходит замуж за Эдди Лейна. Это правда?

— В октябре, — подтвердила Долли.

Максина вздохнула.

— Ах, эта Глэдис! Старик Эдди Лейн заколачивает по пятьсот тысяч в год. Мы с ней вместе учились в средней школе. Все дело в нефти. Этот старикашка Лейн увяз по самый пупок в нефти. Он за мной бегал целых два года — как мальчишка за красивой пожарной машиной. Какая же я дура, что уехала в Нью-Йорк!

Датчер засмеялся, глядя на нее снизу вверх.

— Какой у тебя свежий взгляд на финансовые вопросы!

Максина тоже засмеялась за компанию.

— Деньги есть деньги. Если я еще немного растолстею, то и «Рипаблик» от меня откажется. Куда же мне в таком случае податься?

— Я напишу пьесу, — попытался успокоить ее Макамер, сидя за баранкой. — Будешь играть в ней в Нью-Йорке.

— Предпринимала я попытки и в этом направлении, — мрачно призналась Максина. — Но, знаешь, я придумала другой выход — застраховала своего отчима…

— Боже мой! — воскликнул Датчер. — На какую же сумму?

— Пятьдесят тысяч.

— В таком случае мы при деньгах. Немедленно останови машину и купи мне «линкольн»!

— Ха! Я выплачивала за него страховку три года, а он с лихвой отплатил мне: взял и женился… на маленьком ирландском цыпленке, официантке из Сан-Луис-Обиспо.

Все так и покатились от смеха.

— Ты просто чудо! — Датчер притянул ее к себе и поцеловал.

Она ответила вежливым, сдержанным, старательным поцелуем, с легким налетом вульгарщины. «Нет, это не то, — думал про себя Датчер, снова роняя голову ей на колени, — но все же…» Он, усидчивый читатель Спинозы, поклонник Джона Мильтона…

— Говорит Берлин, — раздался голос диктора в приемнике. — Город погрузился в полную темноту. Фюрер пока не дал ответа на английский ультиматум. На берлинских железнодорожных вокзалах наблюдается постоянное перемещение воинских частей, а воинские составы один за другим отправляются к польской границе.

Джаз-банд начал играть «Бегин з Бегин», а Максина увлеченно рассказывала Долли о другой своей подруге, которая вышла замуж за семидесятилетнего старика, владельца четырнадцати кварталов недвижимости в Даунтауне Кливленда.