Добро Пожаловать В Ад - [81]

Раскрыв объятия, он побежал к ней. Налетевший ветер упруго стегал его в грудь, ступни увязали в мокром песке.

Она вдруг исчезла во взметнувшейся в небо стене песка и воды. Остолбенев, он смотрел, как дождем сыпется в воду взвихренный взрывом песок, а когда ядовитую пелену снесло на середину реки, открыв ему дымящуюся еще воронку, он рухнул на колени и не своим голосом закричал…

…Якушева разбудил собственный крик, не сразу сообразив, где находится. Взмокший от пота, он поднялся.

Хило светила «летучая мышь», возле стола копошилась Татьяна.

— С добрым утром, — заметив, что «постоялец» проснулся, поздоровалась она. — Кошмары снились?

— Снились…

Он повел затекшей шеей.

— Есть попить?

Татьяна подала ковшик с водой. Вода оказалась студеной, от нее заломило зубы и перехватило дыхание. Но самое главное, на зубах не чувствовалось ржавчины, точно ему поднесли колодезную воду.

— Откуда? — Он отрывался от ковшика.

— Сходила на Сунжу. Тихо, почти не стреляют.

Якушев отряхнулся, привел себя в порядок.

— Пора и честь знать, — поскоблив отросшую щетину, засобирался он.

— А позавтракать?.. День сегодня удачный. Поднялась к себе в квартиру, пачку с гречкой нашла. Представляете, делала летом на кухне ремонт, все поперетаскала на балкон. А сейчас полезла смотреть, и вот везение… Я поставила кашу, минут через двадцать будет готова.

— Не хочу вас обременять. И так вчера последнее отдали.

— Тю… От тарелки каши богаче станем.

… Схватки у Алены начались внезапно. Судорога свела ей низ живота, захлестнула с такой силой, что, зажмурившись, она вскрикнула:

— Петя!

Он схватил ее за руку, заглядывая в глаза.

— Что? Уже началось?

Алена только кивнула, и новый приступ заставил ее застонать. Она откинулась на подушку, закусив губу.

Приступ понемногу отпустил, но вместе с тем она почувствовала мокрое, и испуганно прошептала:

— Воды отходят…

Петр побледнел, бросился к Татьяне Петровне, не зная, что делать.

— У нее воды пошли!

Так завертелась предродовая суета, таинство всегда радостное и с нетерпением ожидаемое в тысячах семей, и связанное с воем сирены кареты скорой помощи, мчащейся по городу, с томлением в коридоре роддома взволнованного будущего отца, и материнским счастьем при первом крике новорожденного.

Но это там, в другой России… В Грозном все было иначе.

— Кипяти воду! Быстро! — командовала Якушевым Татьяна, и тот с ведром бежал во двор разводить костер.

— Я здесь рожать не буду!.. — закатывая глаза, кричала роженица. — Петя!!!

— И не надо здесь! — уговаривала ее Татьяна, поднимая с кровати. — Потерпи. Сейчас поднимемся в вашу квартиру, там чисто и светло… Петька, да помогай же!

Вода долго не хотела закипать. Якушев извелся, подбрасывая в пламя сухие ветки и подсчитывая, сколько ушло времени. Когда, наконец, на поверхности забулькали буруны, потащил ведро в подъезд, проливая кипяток на джинсы.

На третьем этаже раскрыта дверь, из комнаты неслись сдавленные стоны. Роженица лежала на раздвинутом диване, Татьяна подстилала под нее свежую простыню. Петр рылся в плательном шкафу, выбрасывая к подоконнику тряпки.

В квартире еще был порядок, не нарушенный войной. В окнах, как ни странно, уцелели стекла; видимо, за счет полос бумаги, наклеенных крестами. В комнате довольно прохладно, отопление давно отключено.

— А-а-а!!! — пронзительно закричала Алена, хватаясь за раздутый живот. — Мамочка!.. Больно.

— Дыши… дыши глубоко и тужься. Тужься…

В поле зрения Татьяны попался Петр, как вкопанный, застывший у окна.

— Принес воду? — спросила она Якушева. — А теперь идите отсюда!

— Петя!..

— Идите, кому сказано!

Она насильно вытолкала их на лестничную клетку и захлопнула перед носом дверь.

Петр заметался по площадке, теребя пальцы.

— Как там? Ну, как там? — бормотал он и, время от времени, прикладывал ухо к двери.

— Закури, — предложил ему Якушев.

— Да я вообще не курю… Ай, ладно!

Он дрожащими пальцами вытянул из пачки сигарету и неумело прикурил. Затянувшись, зашелся кашлем.

— Никогда не думал, — он мусолил слюной фильтр, — что наш первенец так родится. Хотел все по уму, чтобы с охапкой цветов под окнами… И на машине к дому…

За стеной раздался истошный вопль — выронив тлеющую сигарету, Петр остолбенел — и секундную тишину разорвал детский крик.

Рывком распахнув дверь, он ворвался в зал. Алена лежала с усталым, но умиротворенным лицом, а на столе, за которым в праздники хозяева принимали гостей, Татьяна Петровна пеленала простыней орущего младенца.

— Вот он, твой сын, Петя. Глянь, какой бутуз!

Новорожденный захлебывался криком, личико его было еще синим и сморщенным.

За окном завыло, и на крыше пятиэтажки напротив взвилось облако дыма. Вниз полетели обломки досок и шифера.

— Обстрел!!! — охнула Татьяна, прижимая к груди новорожденного. — Мужики, забирайте ее!.. Да поживее вы…

Они успели убраться из квартиры, когда во дворе разорвался новый снаряд, и оконные стекла не выдержали напора воздушной волны. Рассыпавшись в раме на сотни осколков — острых, как лезвие бритвы, — затарабанили по столу, где еще минуту назад кричал, встречая первый свой день, новый гражданин Российской Федерации.

Глава двадцать восьмая