Добро Пожаловать В Ад - [67]

Но его не торопились убивать. Молодой о чем-то спорил с появившимся в дверях приятелем, сути спора Васнецов не разобрал, догадываясь лишь, что спор идет о нем.

Его подняли с пола, поставили на ноги. Голова пошла кругом, пол покачнулся, и он наверняка бы рухнул, не подхвати его чеченцы. Они вынесли его во двор, повели огородом.

Чеченец постарше грубо дергал его за локоть, в его голосе сквозила неприкрытая злоба.

— Перебирай ногами! — то и дело рявкал он, и Васнецов, в чьем воспаленном мозгу билась единственная, обжигающая мысль: «ПЛЕН», сожалел лишь о малом. Была бы граната! Ему бы хватило сил вытащить чеку.

Но гранаты у него не было, как не было и сил сопротивляться. Его провели мимо подбитой командно- штабной машины, из люков которой тянулся в чистое утреннее небо дым…

Еще сутки назад ему все виделось по другому, о плене не могло быть и мысли, как и о том кошмаре, что ему довелось и еще доведется пережить.

Какие-то сутки, двадцать четыре часа…

* * *

— В салон его не посажу! — категорично заявил Муса, отпуская пленника.

Вынув из зажигания ключ, открыл багажник, с трудом вытащил запаску и закатил ее между пассажирским сиденьем и приборной панелью. Туда же, на резиновый коврик, бросил кожанку с инструментами.

— Полезай, урод.

Вдвоем с Русланом они запихали пленного в багажник.

— На что он тебе сдался?! — усевшись за баранку, проворчал он.

Руслан только пожал плечами.

Глава двадцать четвертая

Канонада раскатами бухала на северной окраине Грозного, но здесь, ближе к центру города, где сейчас находился Якушев, было обманчиво тихо. Тишина, которой Якушев не верил.

К обеду потеплело, запрыгали на ветках притихшие воробьи, наполняя улицу звонким весенним щебетом. Галдела лазившая по погибшему российскому танку ребятня. В передний каток «семьдесятдвойки» угодил снаряд. Гусеницу сорвало, машину развернуло поперек. Экипаж успел покинуть ее; и теперь башенные люки откинуты, орудие нацелено куда-то поверх домов. Поверженный монстр, застывший монументальным изваянием на всеобщее обозрение.

Якушев отснял несколько кадров. Мальчонка лет десяти, свесившийся в разверстый люк и укающий в него, как в колодец, заметив внимание репортера, поднял кулак над головой и, подражая взрослым, закричал:

— Смерть российским оккупантам!

Пряча фотоаппарат в футляр, Якушев случайно обратил внимание на жестяную табличку на воротах ближнего к нему дома.

— Улица Мира, — прочитал он.

Еще вчера подобное совпадение всколыхнуло бы его, но сегодня, после бессонной ночи, проведенной под сводами подвального ресторанчика «Лозанна», ставшего убежищем для десятка оставшихся в Грозном, не смотря ни на что, журналистов, и часовой «прогулки» по городу, трудно было чем-то поразить его воображение.

В недалеком прошлом это был модный ресторанчик, оформленный в готическом стиле, где любила собираться молодежь, и вечерами, на крохотной сцене играл джаз-банд. Потом начались бомбежки, город окружили войска, и ресторанчик опустел. Где теперь те веселые компании, что собирались за столиками, и вино лилось рекой?.. Где виртуозы-музыканты, послушать которых вечерами сюда стекалась публика?..

Нынче ресторан выживал только за счет репортеров (туристов в Грозный не влекло), и национальные блюда, которыми славились здешние повара, сменились обыденными, столь же лишенными изюминки, как жареная картошка.

…Потолок дрожал, металось пламя толстой парафиновой свечи, выставленной на барную стойку. Снаружи грохотало, и кирпичные стены не могли подавить звуки выстрелов. Якушев неудобно лежал в углу, прислушивался к артиллерийским раскатам, и до утра не сомкнул глаз.

Утром сон его все-таки сморил, и когда он проснулся, подвальчик опустел. Коллеги — журналисты, едва в городе стихло, подались за сенсациями…

Якушев грыз подсохшую булочку, запивая горячим чаем, когда зазвенел над входом колокольчик, и вниз спустился парень в маскхалате и армейской каске, на которой синим фломастером крупными буквами было выведено: УКРАИНА.

Он подошел к стойке и бросил хозяину десять долларов.

— Сто грамм водки. — И подмигнул Якушеву. — Жарковато наверху.

Тот неопределенно пожал плечами.

Залпом хлопнув стопку, наемник без спроса отломил кусок от его булки, бросил в рот, работая челюстями.

— Журналист? — взгляд его зацепился за видеокамеру. — Туда собрался?.. Одному не советую.

— Почему?

— Угодишь под горячую руку. Стреляют!.. Лучше прибейся к какому-нибудь отряду и работай с ними. Материалу будет во-о, — он провел ребром ладони по шее, — хоть отбавляй.

Якушев поблагодарил за совет, хотя воспользоваться им пока не собирался. Расплатившись с хозяином, он выбрался из подземелья на свет.

Он бродил по обезлюдевшему городу, поражаясь масштабу трагедии, разыгравшейся ночью на его улицах. В воздухе витал запах дыма. Без преувеличения, на каждом углу он сталкивался с последствиями ночных боев: с подбитой, кое-где догорающей, техникой, телами убитых — как солдат и противостоящих им боевиков, так и мирных горожан…

Перед ним предстал разваленный попаданием снаряда шлакоблочный жилой дом, досчатый скелет крыши, груда кирпича и досок, возле которых, упав на колени, выла семидесятилетняя старуха.