Добро пожаловать на дно - [18]

Этот разговор двух древних, как Египет, старух совершенно случайно я услышал, дожидаясь вечером Данилу. А пока мы приближались к тому месту, где среди высокой травы угадывались развалины бывшей мельницы. Из ямы, под одной из стен, летели вверх комья земли.

— Васька Череп, наверно, копает, — высказал предположение Данила. — Клад ищет.

Не ошибся мой дружок. Когда мы встали на холм свежевырытой желтой глины, тень накрыла кладоискателя. Васька Череп задрал вверх гладко выбритую, блестевшую капельками пота фиолетовую голову.

— Бог в помощь! — первым поздоровался Данила. — Нашел что-нибудь?

Васька состроил кислую рожу и полез из ямы.

— На сегодня хватит, охотку сбил и ладно. — Затем перевел разговор в другую плоскость. — Вы слышали, в озере чудище объявилось. Фитилю голову откусило, в больницу бедного повезли, пришивать будут.

Невежество должно иметь пределы, а тут перед нами стоял наш дремуче-медноголовый сверстник. Мы с Данилой не идиоты, чтобы так в наглую нам лепить горбатого. За кого нас принимает Череп? Голову, видите ли, повезли в больницу пришивать. Данила ехидно заметил.

— Тебя послушать, далеко шагнула медицинская наука. А людям мозги там не вправляют?

Череп нахмурился.

— Ты что имеешь в виду?

Данила расхохотался.

— Если Фитилю голову обратно запросто пришивают, может быть, и тебе башку чужую пришьют, чуток поумнее только.

Череп долго соображал, что ему делать, то ли обидеться и полезть в драку, то ли молча проглотить оскорбление. Противоречивые чувства отражались на лице, а победило ненасытное желание грести под себя, поумнеть за чужой счет.

— А что, разве можно чужую пришить?

— Какая разница врачам, чью пришивать, лишь бы донор согласился.

— А если без его согласия? — Череп с надеждой смотрел на Данилу.

— Ну, иногда согласия донора не требуется.

— Да? Вот здорово! А когда это?

Данила ухмыльнулся и нанес неотразимый удар.

— Когда голова свиная! Голову хряка хоть завтра тебе пришить можно, и копать клады легче будет. Враз станешь миллионером.

Хорошо что лопату Череп оставил в яме. Пока он спрыгнул обратно, мы отошли на безопасное расстояние. До нас донесся возглас кладоискателя.

— Я серьезно говорю, чудище Фитилю голову откусило.

— Ага, — крикнул в ответ Данила, — а потом выплюнуло, скус не понравился, башка небритой была.

Но самую правдоподобную версию, случившуюся с Фитилем, мы услышали на пятачке у местной незатейливой пивнушки. Рассказывал местный краснобай — Брехунец. Его рассказ существенно дополнял незатейливый ассортимент закусок в пивной. Когда мы подошли, вокруг Брехунца скомпоновалась толпа мужиков.

— Это ж какая силища должна быть, чтобы мотоциклетный шлем прокусить? — вопрошал рассказчик. — Я вот в прошлом году участвовал в гонках Гран-при.

— Гран-ври!

Брехунец оскорбленно замолчал. Он отлично разбирался в психологии толпы. Сейчас кто-нибудь попросит его продолжать рассказ, несмотря на завиральные моменты. Так и есть, послышался голос доброхота:

— Что за народ, не нравится, не слушай или отойди в сторону. Человек, можно сказать, делится с нами самым сокровенным, а они его перебивают. Продолжай, Брехунец.

Моральная поддержка всегда приятна. Рассказчик обвел толпу покровительственным взглядом и продолжал:

— На старте я был последним, но вы же меня знаете, у меня всегда есть в заначке сюрприз для соперников.

— А на чем ты выступал?

— На мотоцикле!

— На каком? «Судзуки»? «Хонда»?

Брехунец отрицательно качнул головой.

— На трофейном, он у меня еще с Отечественной войны.

Мужики улыбнулись и попросили объяснить.

— Но тебе же и сорока нет, а война шестьдесят лет назад закончилась, тебя тогда еще и в проекте не было.

— И это правильно! — согласился Брехунец. — Но вы не так считаете. Вы от шестидесяти отнимите сорок, сколько будет?

— Двадцать!

— Двадцать для меня магическое число. В двадцать раз у моего мотоцикла увеличивается мощность, если знаешь один секрет. Его ведь немцы в конце войны в единственном экземпляре сделали, по спецзаказу, для Гитлера, чтобы он смог в Альпы сбежать на нем.

Тот же недоверчивый голос из толпы возразил:

— Что ты мелешь, нет таких секретов, чтобы можно было в двадцать раз увеличить мощность движка.

Брехунец презрительно оглядел оппонента и важно заметил:

— Говоришь, нет таких секретов? А ты слышал, что у немцев уже в конце войны были на вооружении ракетные двигатели?

— Ну слышал!

— Так вот один из них был установлен на том мотоцикле, что по спецзаказу делали для Гитлера, а потом он мне как трофей достался.

Тот же голос поддел:

— При взятии Берлина!

— А в чем секрет?

— Да не перебивайте!

— Расскажи!

Для Брехунца наступил звездный час. Он боязливо оглянулся по сторонам и перешел на шепот.

— Исключительно вам доверяю. Верю, вы не продадите секрет японцам или американцам. Вы ведь патриоты? Среди вас агентов нет?

Толпа безмолвствовала. Она, по-моему, не поняла, что у нее спрашивают. Кто-то один только подал голос:

— Я за свободу!

— Ну и дурак!

Брехунцу не было резона уводить разговор от своей драгоценной персоны в джунгли политических страстей. Здесь он пуп земли, ему все внимание, а в политике, как и в футболе, каждый считает себя докой и имеет тысячи готовых рецептов. Поэтому он предложил толпе придвинуться к нему поближе, поманив ее пальцем. Голос у него заговорщический и хриплый.