Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен! - [11]
Марат подошел и, не глядя на ребят, нерешительно остановился возле вожатой.
— Стань на свое место, — приказала она.
Марат стал.
— Иуда, — прошептал ему Шарафутдинов. — Продал свой талант за тридцать сребреников.
— Врешь! Ничего я не получал!
Все развели руки в стороны, а Димка и Шарафутдинов сжали при этом кулаки и с обеих сторон тиснули Марата под ребра. Марат крякнул и перешел на другое место.
— Двурушник! — шепнул ему Венька. — Сам в крапиву прыгал, а сам…
За раздаточным окном, прикрывая рты, одобрительно хохотали поварихи.
— «Кто не ест — мы стыдим» — продекламировал маленький мальчик.
— «По-ху-деешь — ему говорим!»
На последней строчке все показали на Марата, а Шарафутдинов развернулся и звезданул ему по шее. Марат съежился и принял удар как справедливое возмездие.
Свинья перестала копать и улеглась в вырытой яме. Улеглась, поджав под себя ноги, смежила белесые ресницы и ровно засопела.
— Эта свинья готова, — сказала Нелька. — Давайте другую.
Но свинья ни за что не хотела уступать место. Она, как пробка в горлышко бутылки, плотно вошла в яму и заполнила ее всю.
Девочки и деревенские ребята пытались выковырять свинью, но пальцы скользили по щетинистому боку. Свинья подрагивала кожей и довольно похрюкивала — ей было приятно.
Костя через щель проталкивал на нее маленькие черепки от валявшихся под трибуной битых цветочных горшков и даже — «тьфу, тьфу!» — плевал на нее. Но ленивая тварь не шевелилась.
— Сейчас я ее!.. — пригрозил один из деревенских и набрал пригоршню гравия.
— Не смей бить животное! — строго прикрикнула на него Митрофанова. — Ее надо лаской! — и, присев перед свиньей на корточки, нежно захрюкала.
Все присели вокруг свиньи и тоже захрюкали. Свинья положила морду на рыхлую землю, закрыла глаза и снова засопела.
Подошел скучающий парень с профилем Гоголя.
— Чего это вы делаете?
— Сыпь отсюда, — сказали ему.
Парень ушел.
— По упрямству, — сказала Лера, — это какой-то осел, а не свинья.
— Да, — согласилась Нелька и, поднявшись, отряхнула коленки. — Со свиньей по-хорошему нельзя. Бей! — приказала она.
Деревенский размахнулся и влепил всю пригоршню гравия свинье в бок. Свинья выпорхнула из ямы, как вспугнутая куропатка, и, пронзительно вереща, бросилась по аллейке. Девчонки — за ней. Деревенские бежали по кустам — выходить на открытое место им было небезопасно.
— Чунька, чунька!.. — звали они вполголоса, но ошалевшая скотина и ухом не вела.
— «Лагерь — наша большая семья» — выкрикивали мальчишки третьего отряда, доводя декламацию до предельной выразительности.
— «Мы бодры, веселы…» — На «бодры» они вздрагивали, как под холодным душем, на «веселы», широко улыбаясь, отбивали чечетку.
И вдруг в комнату что-то влетело.
— Кабан! Дикий кабан! — завопил Шарафутдинов.
Обезумев от страха и резко изменив курс, свинья рванулась назад. За ней — толпа преследователей. Свинья шарахнулась было влево — там завизжали девчонки, вправо — наткнулась на деревенских. А сзади в два пальца свистел Шарафутдинов.
Путь был один — к трибуне. Свинья рванулась туда со скоростью мотоцикла, на вертикальной стене. Подбежав к вырытой яме, она юркнула в нее, напряглась, закопошилась, заерзала задними ногами и, пронзительно хрюкнув, проскочила под трибуну.
— Тихо, тихо ты, — шепотом увещевал ее Иночкин.
Запыхавшиеся преследователи столпились вокруг ямы.
— Шарафутдинов, — сказала подошедшая Валя. — Сбегай к завхозу, пусть придет с ключом.
Шарафутдинов не двинулся с места.
— Ты слышал, что я сказала?
Все взгляды были обращены на Шарафутдинова.
— Я не пойду, — сказал Шарафутдинов.
— Почему?
Мальчишки из-за Валиной спины грозили девчонкам кулаками, девчонки зло смотрели на мальчишек.
— Я… я ногу подвернул, — нескладно нашелся Шарафутдинов.
— Вот новости, — сказала Валя. — Тогда ты сходи, Веня.
— Не могу.
— Почему?
— Не могу, и все.
— У него гланды, — сказал Стасик Никитин.
— Ой, ребятки, — покачала головой Валя, — что-то мне это все не нравится.
— Валя, — решилась Лера. — Дайте честное комсомольское, что никому не скажете…
Дынин стоял на табурете возле висевшего на стене большого разграфленного листа: «Движение привеса по отрядам». Слева — надпись «С чем приехали?», справа — «С чем уехали?» Слева изображен костистый мальчик с изможденным печальным лицом, справа — румяный, улыбающийся бутуз с пухлыми, как у младенца, щеками и с бицепсами гиревика.
От левой графы к правой струились цветные нити: «1-й отряд», «2-й отряд» — и так далее. Нити дружно шли вверх.
Дынин заглядывал в какую-то ведомость и переставлял булавки, отмечая результат последнего взвешивания.
— Можно к вам? — спросила Валя, входя в кабинет начальника лагеря.
— Мхм, — промычал Дынин, у него в зубах были зажаты булавки с цветными стеклянными шариками вместо головок.
— Товарищ Дынин, — сказала Валя, — у меня к вам серьезный разговор.
Она была собрана, напряжена и решительна.
— Давно пора. Ты смотри, что делается. Ай-яй-яй!..
— Товарищ Дынин…
— Сиди, сиди, сейчас разберемся, — Дынин скорбно поцокал языком и сказал: — Придется завтра перед родителями ответ держать. Ай-яй-яй!.. У всех привес, а третий отряд на месте топчется. С чем приехали, с тем и уедут… А в других-то отрядах что ни день — сто грамм, что ни день — сто грамм, а то и сто пятьдесят! — Он показал на высоко задравшуюся нитку.
