До завтра, товарищи - [43]

Уселись за стол. Служанка в белом переднике принесла дымящуюся суповую миску, из которой хозяйка дома налила всем коричневого густого бульона, издававшего легкий рыбный запах. Ошеломленная обстановкой, Мария едва заметила этот запах. В данный момент для нее самой важной проблемой было догадаться, какой из трех ложек следует есть бульон.

— Вы не хотите? — спросила любезным и решительным голосом хозяйка дома.

И протянула Марии один из этих коричневых горшочков с белой полоской. Мария поблагодарила и снова покраснела. Она на знала ни что делать с горшочком, ни что в нем было. Что это за маленькие белые кубики и для чего они предназначаются, она не могла сказать. Хозяйка дома еще раз пришла ей на помощь.

— Не хотите ли положить немного в суп?

Стесненная, Мария еще раз поблагодарила и приготовилась положить себе. Но чем? Смущенная, она взяла кончиками пальцев несколько этих белых кубиков (это оказался поджаренный хлеб) и бросила их в суп. О несчастье! Она сделала это так неловко, что у нее упали на чистую скатерть четыре-пять кубиков, которые, как представила себе Мария, наверное, оставили на скатерти пятна.

— Так мало? — сказала хозяйка, будто не заметив беды.

Мария вежливо отказалась взять еще, чувствуя, что у нее от замешательства навертываются слезы на глаза.

— Послушай! — сказала внезапно хозяйка громким и резким голосом, обращаясь к мужу. — Ты знаешь, что эта сумасшедшая, твоя сестра, поехала в Лиссабон? — И она расхохоталась, будто поездка свояченицы в Лиссабон была очень смешной затеей.

Возможно, что в этом заключалось нечто смешное, но Мария почувствовала, что смех (подобный тому, что раздался в кабинете, когда рассказывалась история о некой Бебе) относится к ней, Марии, и что сейчас он был вызван ее незнанием, как держать себя за столом, ее неловкостью с белыми кубиками. Она покраснела, и ей стало стыдно до слез, обед стал превращаться для нее в мучение. Ей захотелось как можно скорее очутиться далеко отсюда.

Хозяева дома и Антониу будто ничего не замечали. Они разговаривали и оживленно смеялись. Говорили о вещах, которых Мария не понимала, употребляли слова, которые (возможно, из-за крайнего замешательства) были непонятны, и все трое выглядели совершенно счастливыми от своей болтовни. Из всего происходившего ее, в сущности, больше всего оскорбляло поведение Антониу. С тех пор как он переступил порог дома адвоката, Антониу стал казаться ей иным. Из-за того, как он себя держал, из-за выражений, которые употреблял, из-за манеры постукивать сигаретой по ногтю большого пальца левой руки, из-за его улыбки, из-за манерного тона, которым он говорил с хозяевами дома, он казался ей совершенно отличным от того Антониу, которого она до сих пор знала: простого и компанейского Антониу из скромной явочной квартиры; сейчас он выглядел таким же, совершенно таким же, как адвокат и его жена. Мария вспомнила, что Антониу в свое время был студентом, что он происходит из семьи, подобной этой, возможно, даже более богатой, и это сейчас еще больше усилило ее огорчение.

Служанка пришла убрать суповые тарелки. Затем внесла жаркое на ярком блюде, с салатом, мелко нарезанной морковью и красной редиской, которой была придана форма цветка. Все в этом обеде казалось Марии унижающим и оскорбляющим ее. Она плохо вслушивалась в беседу. В какой-то момент хозяйка, оторвавшись на несколько мгновений от разговора, быстро сказала ей тоном, который показался Марии не то покровительственным, не то насмешливым: «Ешьте, ешьте!» Но как могла она положить себе еду, благополучно донеся с блюда на тарелку (как, она видела, делают другие) ложки с бесконечными яствами, с жареным картофелем, сухие ломтики которого убегали как живые, с тонкими макаронами, расползающимися и угрожающими свалиться в любой момент на скатерть? Ах, с каким сожалением вспоминала она в эти мгновения о скромнейшем своем доме! Как сожалела она о бедных обедах, об убогих соленых сардинах, которые ела с Рамушем, Антониу, Важем, такими простыми, такими искренними товарищами!

Адвокат с улыбкой налил ей вино из графина.

— Не бойтесь, это вино дамское.

Служанка вернулась, взяла тарелки и приборы, принесла новое блюдо (что это было, Мария нипочем не могла бы сказать), поставила тарелки и положила другие приборы, принесла сладкое, фрукты, кофе и конфеты. В воздухе распространился сладковатый запах пирожных и фруктов.

Наконец все встали из-за стола, и Антониу с Марией вскоре стали собираться. Когда они уже стояли, оживленный разговор между адвокатом, его женой и Антониу еще продолжался. Мария чувствовала себя лишней, не знала, куда девать руки. Они уже простились, когда жена адвоката эффектным жестом дотронулась двумя пальцами до лба.

— Ой, минуточку, минуточку! — И, стуча высокими каблуками, она вышла из комнаты.

Тут же вернулась и протянула Марии сверток.

— Это сувенир. Простите.

Мария сразу узнала сверток с чулками и покраснела от смущения. Поняла в этот момент, что ее суждение тогда перед витриной было несправедливым. И все же она только потому не отвергла подарок, что не знала, в каких выражениях это сделать. Жена адвоката подошла и, положив ей руки на плечи, звонко чмокнула ее в обе щеки, не касаясь их, впрочем, губами, чтобы не запачкать губной помадой.