До завтра, товарищи - [12]

Внезапно с холма по другую сторону дороги, где светлым пятном выделялся дом Эрнешту, послышались возбужденные голоса. Потом все стихло. Только Шалун хрипло и зычно залаял во дворе дядюшки Луиша. В тот момент, как муж Эрмелинды, зевая и потягиваясь в темноте, собрался идти спать, донесся женский крик:

— Помогите! Помогите!

С ним смешался шум других голосов.

Казалось, крики заполнили все вокруг. Дома придвинулись к дороге. Эрмелинда вскочила на ноги, глянула на мужа, на освещенное соседское окно и крикнула:

— Сеньор Франсишку! Сеньор Франсишку!

В освещенном окне появилась женская тень и рядом мужская. Эрмелинда услышала спокойный голос сеньора Франсишку:

— Что там?

— Помогите, сеньор Франсишку, они убьют друг друга!

Тени в окне исчезли. Затем женщина снова подошла к окну и облокотилась. Поспешными шагами двое мужчин спустились через оливковую рощу к дороге. «Двое? — подумала Эрмелинда. — Я не знала, что у них гости». Крики вскоре прекратились, воцарилась тишина и темнота. Лишь время от времени во дворах, потревоженных криками, раздавались голоса.

— Я не пошел бы туда, — лениво сказал муж Эрмелинды.

— Не пошел бы? — прошипела жена, приблизив к нему лицо и как бы хлестнув словами. — Ты уже не пошел, трус!

Муж хохотнул.

В это мгновение на тропинке напротив послышалось шуршание камней. Затем звук шагов с дороги. В роще появляются двое, они идут, тесно прижавшись друг к другу. Проходят между олив и исчезают за соседским домом. Силуэт женщины отделился от окна, свет заплясал по комнате и исчез.

Еще шаги, снова кто-то проходит по дороге, по тропинке, через рощу, поднимается к дому.

Двое помолчали в ночи, мрачной и неинтересной без освещенного окна. Вдали снова зычно и хрипло залаял Шалун. Время шло, никто не появлялся.

— Я пойду туда! — произнесла Эрмелинда, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Муж проворчал:

— Чего тебе там выслеживать?

Эти слова придали ей решимости, она по стерне пошла через рощу. Обогнула дом, заметила полоску света из-под двери кухни, постучала. Дверь открыли.

За столом сидел Эрнешту, перед ним дымилась большая чашка кофе. Временами он поднимал налитые кровью глаза, оглядывал присутствующих и снова наклонялся к чашке. Франсишку, открыв дверь и пропустив Эрмелинду, встал у дымовой трубы и внимательно посмотрел на жену. Он был бледнее, чем обычно. Поодаль стоял, прислонившись к подоконнику, брат хозяйки и был, по-видимому, в хорошем расположении духа. Жена Эрнешту сидела за столом, держа на руках младшую дочку; мальчик постарше, очень похожий на девочку, с сонным видом прислонился к плечу матери. Аника пыталась взять руками чашку с кофе, обожглась, обиженно вскрикнула, подула на нее, похлопала ладошками и засмеялась. Хозяйка, стоящая напротив Эрнешту, повернула худое грустное лицо к Анике и сказала ласково и серьезно:

— Потерпи чуть-чуть, моя хорошая, сейчас остынет.

Эрмелинда по насмешливым глазам брата сеньоры поняла, что она здесь лишняя, ей пришлось вернуться домой, ничего не поняв и не выведав.

3

А произошло следующее.

Все собрались у калитки Сапу.

— Дети вытягивают все соки, — сказала жена Эрнешту. — У меня их трое, и я превратилась в старуху.

Сапу, стоявший у стены, засмеялся:

— Такая старуха иных молодух за пояс заткнет.

Поболтали немного. Уже начали расходиться, как Эрнешту повернулся к Сапу.

— Повтори-ка те слова, что недавно сказал.

Сапу что-то промямлил и засмеялся. Но Эрнешту прекрасно видел, как Сапу смотрел на его жену. Да разве один Сапу? Ведь и все остальные тоже. Когда Эрнешту замечал эти взгляды, он выходил из себя. В эти минуты белая и свежая кожа жены, ее мягкие и черные блестящие волосы, которые он так любил, вызывали ненависть. Сегодня, подвыпив, он вспомнил старые обиды, оскорбил жену и кинулся на Сапу. Женщины завизжали и уволокли его домой. Казалось, все кончилось, вдруг Эрнешту бросился под навес и схватил мотыгу.

Сапу благоразумно спрятался за оградой, взял дрожащей рукой жердь и запер калитку. Громко вопя, женщины и дети столпились у калитки, чтобы помешать Эрнешту. В тот момент, когда жена Сапу с визгом бросилась на землю, а Эрнешту отступил назад, готовясь к очередному прыжку, кто-то возник из темноты, схватил и завел за спину вооруженную мотыгой руку, и незнакомый голос прошептал в ухо Эрнешту:

— Спокойно!

Эрнешту тщетно пытался вырваться. Незнакомец, который был выше и крепче, удержал его, сильно сжав руку. Внезапно Эрнешту увидел в двух шагах другого человека и догадался, что тот может вмешаться. В его голове мелькнула мысль: «Я арестован». (Несколько лет назад его арестовали в Лиссабоне, на улице, тогда полицейские точно так же заломили ему руки.)

— Отними у него мотыгу, — сказал тот, кто его держал, другому.

Эрнешту почувствовал, как энергично разжимают его пальцы. Мотыга упала на землю. Незнакомец подтолкнул его к тропинке, другой в это время говорил что-то жене Эрнешту, которая, всхлипывая, спрашивала, куда ведут ее мужа. Он брел, спотыкаясь о камни, испытывая смесь гнева, стыда, облегчения и любопытства: «Посмотрим, чем это кончится».

Дверь открылась, и при свате керосиновой лампы он увидел худое и серьезное лицо женщины.