До встречи в Бомбее - [19]

— Ну вот, — Элис положила последние мазки и повертела камень в руках, разглядывая результат в сумеречном свете. — Вроде бы неплохо.

— Просто замечательно, — подтвердила Мэдди.

— Это тебе, — Элис протянула камешек дочери.

Мэдди взяла его, одновременно растрогавшись и удивившись.

— Спасибо, — ответила она.

— Всегда пожалуйста! — произнесла Элис и на мгновенье, на одно лишь мгновенье остановила взгляд на лице Мэдди, и девушка снова различила мимолетную грустную улыбку в глазах матери.

— Сделайте мне тоже такой цветок, мемсаиб Элис! — разом заканючили дети. — И мне! И мне!

— Нет, нет, уже очень поздно, — возразила Элис, но рассмеялась. На самом деле рассмеялась. Ее смех — мягкий, струящийся, снова немало удивил Мэдди. При том, что для детей такое поведение хозяйки, похоже, не стало большой неожиданностью.

И хотя Элис настояла на том, чтобы все отправились в дом, пока никого не съели москиты, а за ужином вернулась к привычному сдержанному стилю общения, перед сном Мэдди положила камешек на тумбочку у кровати. Она задула свечу, закрыла глаза и стала вспоминать о маминой улыбке и смехе.

И то и другое было непривычно. Но как бы то ни было, Мэдди порадовалась, что вынесла в сад краски.

Камень с орхидеей был первым, что увидела Мэдди, проснувшись на следующее утро. Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев высохшей краски. Вспомнив смех Элис, Мэдди решила предложить матери поехать на чай к ее подругам вместе. Впервые за все время ей пришло в голову, что на самом деле мать не была такой равнодушной, как казалось. Но все же от этой идеи быстро пришлось отказаться. После долгих выходных и беспокойного сна в попытках устроиться поудобнее на сбитой постели Мэдди чувствовала, что близка к помешательству. И несколько часов у Дианы Элдис, проведенные за разговорами о правильном ведении хозяйства, запросто сведут ее с ума.

Поскольку еще один день на душной вилле казался столь же верной дорогой к безумию, она решила отправиться в город сразу после отъезда Элис. Мэдди подошла к шкафу, достала лимонно-желтое платье и положила его на кровать. Она двигалась быстро, обливаясь потом в жаркой комнате, довольная тем, что у нее наконец появилась цель. Мэдди просто не верилось, что столько времени потрачено бесцельно. В Оксфорде она постоянно куда-то спешила: в колледж, к подругам, на встречу в школу, куда она собиралась потом пойти работать, на поезд в Паддингтон, чтобы успеть в театр, на выборы… Она не понимала, куда подевалась та постоянно занятая особа. Наверное, эта знойная жизнь так на нее влияла. Если она не поостережется, то превратится в одну из тех скучающих дам, кто только и ждет, когда приличия позволят пропустить первый стаканчик джина.

— Боже мой, нет! — прозвучал ее голос в тишине комнаты.

Достав купальную простыню, Мэдди подумала, что проведет утро на базаре. У нее был на примете один возле вокзала, куда ей хотелось как-нибудь зайти. Вряд ли это можно было назвать достойнейшим из интересов, зато, как она надеялась, день пройдет быстрее. Пусть небольшая, но польза.

Мэдди села на трамвай до вокзала «Виктория» и протиснулась к сиденью возле окна, которое немилосердно скрипело все время, пока она добиралась до центра города. В трамвае было жарко, стоял тяжелый запах пота, усиливавшийся по мере приближения к центру. Плеск моря, пышная зелень и пение птиц возле Малабарского холма сменились пыльными дорогами, хижинами и многоквартирными домами. В трамвай набивалось все больше пассажиров. Все куда-то ехали, кто сидя, кто стоя. На улицах женщины в сари несли корзины с источавшими сладкий запах фруктами, бельем и овощами. Мужчины сплошь щеголяли в свободных штанах и туниках. Двое прохожих в чопорных пиджаках спешили на работу в британские конторы. Для Мэдди стало облегчением, когда они наконец добрались до вокзала. Она с радостью сбежала по ступеням трамвая, сознательно не оборачиваясь в сторону расположенного поблизости отцовского офиса, чтобы не искушать судьбу и не быть кем-то замеченной.

Залитые ярким солнцем улицы неподалеку от готических стен вокзала были полны народа. Верблюды и запряженные волами телеги боролись с рикшами и автомобилями за место на грунтовых дорогах. Повсюду сновали даббавалы[11] на велосипедах, нагруженных сумками с едой. Они развозили обеды господам. У входа на вокзал толпились кули с ручными тележками наготове. Эти парни смеялись и шутили, расположившись возле статуи королевы Виктории, но постоянно были начеку, чтобы не пропустить подъезжающую коляску или автомобиль с багажом. В жидкой тени манговых деревьев сидели нищие попрошайки. Мэдди передернуло от вида истощенных тел и завернутого в рваную дерюгу младенца, пытавшегося сосать молоко у матери, устремившей взгляд в пустоту.

У большинства нищих глаза были закрыты, головы свешены на грудь, и так они сидели, не замечаемые никем, в порту, в садах и на любой улице города. «Да как-то и забываешь, что они там. Так лучше всего», — как-то изрекла Диана Элдис, сидя за чаем на белоснежной террасе клуба «Джимхана», когда Мэдди приехала туда в первый раз и по наивности спросила, нельзя ли как-то помочь этим несчастным. Элис тогда пристально посмотрела на Диану, а Мэдди подивилась тому, почему эта женщина, несмотря ни на что, так нравится матери. Элис не упрекнула подругу в бесчувственности. И никто этого не сделал. Тогда молчаливое соучастие всех присутствовавших заставило пылать и без того разгоряченную кожу Мэдди. Она достала кошелек и несколько монет упали в подол женщины с ребенком. Нищенка не шевельнулась и не кивнула в знак благодарности, но Мэдди ее не винила. На ее месте она бы тоже не чувствовала особой благодарности к девице с британской внешностью в платье с иголочки.