До востребования, Париж - [13]

В прошлые выходные я отправился в лучший ресторан соседнего округа. Заказать столик заранее было почти невозможно, но по страшному блату у меня приняли заказ. Итог? Было очень вкусно, но не так запредельно вкусно, чтобы сюда записываться за неделю. Но вот счет раскрыл глаза на причины шумной популярности заведения. Французы ценят не только вкус, но и послевкусие.

Дочка пошла в новую школу. В первый же день она пожаловалась, что школа не нравится. Почему? Учителя? Дети дразнятся? «Нет, – отвечала дочка, – не так вкусно, как в прежней». На обед им отводят два часа, многие уходят домой, некоторые остаются на эту огромную переменку, и провести ее невкусно – в сущности, худшее из наказаний.

Сегодня провожаю ее в школу и вижу родителей с детьми, толпящихся перед доской объявлений. Расписание уроков, очередная угроза опаздывающим? Что же это за бумага, которую так живо изучают и комментируют?

Предано гласности новое меню школьной столовой. «Сегодня у них на сладкое шоколадный мусс», – строго говорит один из родителей другому. Читаю и я: «Понедельник. Ягненок с розмарином и пюре из сельдерея. Вторник. Камбала в лимонном масле с запеченным картофелем». Чувствую, учеба наладится.

Кукольный владыка́

#фабрициовитти #парижскиелюди́

Фабрицио Витти живет в Париже на Вавилонской улице в компании шестиста кукол. Когда он придумывает обувь, он спрашивает у них совета.

Что за улица Вавилонская? 7-й округ Парижа. Старые деньги, нафталин и скука, считают французы. «Спокойный, романтический… неинтересный… пустынный. То, что мне надо. Люблю наполнять пустоту, – говорит мне 50-летний итальянец. – Это вам не дворец с видом на Эйфелеву башню, это старая парижская квартира, ну а весь ее декор – вещи из времен моего детства, из Италии 1960-х».

Фабрицио Витти рассказывает, как купил ее с первого взгляда: «Я проходил мимо агентства и увидел молодого человека, он был очень красив – впрочем, он и сейчас красив, – его звали Николя, и я подумал: “Этот мальчик точно найдет мне квартиру по вкусу”. Первая, которую он мне показал, была эта».

Он говорит о своей квартире как о декорациях ситкома, в которых просыпается каждый день. Здесь все, что ему нужно: гостиная с зеркалом над камином, библиотека с телевизором, который никогда не включается, спальня для гостя, если вдруг гость заведется.

Хозяйская спальня – она же рабочий кабинет – через ажурный стеллаж. Здесь за письменным столом он придумывает обувь для Louis Vuitton и для себя: год назад он начал параллельно свою именную марку Fabrizio Vitti.

Фабрицио – коллекционер. Отчасти даже в фаулзовском духе – в его подвале живут куклы, шесть сотен маленьких модниц. «Прошлый владелец хранил в нем коллекцию вин. Я не пью вина, и я отправил большинство кукол туда. Им там удобно в коробках и, надеюсь, не страшно».

Самые близкие, доверенные куклы живут вместе с ним, в библиотеке и в спальнях. «Одна из них сейчас со мной, она не захотела выходить, потому что не одета и стеснялась чужого мужчину. Но я вижу, ей нечего бояться. Пойдемте, я вас познакомлю».

Мы заходим в библиотеку, где на диване сидит в одиночестве прекрасная девушка в полупрозрачном платье из органзы.

– Она немного печальна сегодня, – говорит чуть извиняющимся тоном Витти. – Знакомьтесь, ее зовут Азалия.

– Азалия? Как цветок?

– Я люблю цветы.

Цветов в доме огромное количество. Но сплошь искусственных: «Мне было больно видеть, как они умирают, я перешел на искусственные, они ничем не хуже. Их красота вечна, как красота кукол».

Куклы живут в каждой комнате и выглядят довольными своей кукольной жизнью: «У меня есть портной в Италии, который шьет им платья и белье. Рисую ему модели из старых Vogue. И есть завод Louis Vuitton, который помогает делать для них красивые туфельки. Я всё им покупаю: и юбки Prada, и духи Guerlain, и сумки Louis Vuitton, и платки Hermès».

Он говорит, что родители никогда не мешали ему, мальчику, играть в куклы. Никто в 1960-х не считал это странным. Отец, Карло, был писателем, любил музыку, оперу, кино, «каждый четверг он вел меня на новый фильм». Красавицу маму звали Альда, но она придумала себе имя Рената, которое ей куда больше шло.

– Мама родилась в семье коммунистов, но была ревностной католичкой. На стене моей комнаты висели Че Гевара, потому что сестра Микела была коммунисткой, Дева Мария, потому что мама бы-ла религиозной, и Донна Саммер, моя любовь на все времена.

Первая кукла, которую полюбил Фабрицио, была Барби 1970-х: «Это кукла-женщина с нереальными пропорциями тела и с нереальной жизнью. Куклы – единственное доступное мне изменение сознания. Я никогда не пил вина, ни разу в жизни не был пьян, не принимал наркотики, но с куклами мир меняется».

Куклы помогают ему работать. Они для Фабрицио как макеты для архитектора. Они готовы часами примерять его вещи. Обувь не существует отдельно от тела, она – продолжение ноги, завершение бедра, опора груди, ответ цвету волос и глаз. «Мои туфли – для того, чтобы женщина чувствовала себя в них радостно и легко, а не для того, чтобы на них изумленно смотрели мужчины, – говорит мне Фабрицио. – Ей должно быть приятно, а не только удобно».