До свидания, эрлюсы - [10]

— Папку арестовали!

— Где?

— Кто?

Андрей волновался. Из его сбивчивого рассказа почти ничего нельзя было понять. Наконец, с трудом уяснили, что капитана под конвоем увели в деревню какие-то мужчины.

— Безобразие! — на всю реку возмущался Соломко. Он очень любил спать после обеда и поэтому негодовал вдвойне.

— Безобразие безобразием, а спать тебе не придется, — «посочувствовал» Бороде Филипп. — Надо выручать капитана. И лучше всех сможешь сделать это ты, Никита.

— Ну что ты, Филипп, с моей-то пиратской внешностью? Увидят мою рыжую бороду и тогда вообще не отпустят капитана. Сходи в деревню с Борисом. Его даже быки уважают.

Наконец, Соломко согласился пойти на выручку капитана при условии, если Филипп и Борис избавят его от двух поварских дежурств. Кое-как поэту удалось придать своей внешности почти что благородный вид, и он отправился с Колькой и Андреем в деревню.

Вернулся Соломко скоро. Он не только освободил капитана, но и принес целый рюкзак картошки, свежих огурцов и зеленого лука.

— Учитесь, — задавался Борода, — человеку жизнь спас и провизии раздобыл.

…Выйдя из лагеря, Юрий Петрович разыскал недалеко от деревни хорошее местечко, снял рубашку и расположился с этюдником. На голове у художника была зюйдвестка от солнца и комаров. Работалось быстро. Капитан напевал морские песенки и иногда рычал на комаров. Рычать по-львиному Харитонов-старший мог превосходно. Андрей сидел недалеко от отца и обрабатывал новый корень.

Из-под горки вышла почтальонша. Через плечо сумка с письмами, в одной руке веточка, в другой — туфли. Почтальонша шла задумавшись. Она заметила полуголого художника, когда тот зарычал от укуса комара. Почтальонша остановилась ни жива ни мертва. Капитан вспомнил про письмо, которое носил в этюднике неотосланным и попросил почтальоншу:

— Может, опустите письмецо?

А девица вместо ответа припустилась бежать в гору.

— Постой! Постой!

Почтальонша бросила сумку, туфли и побежала еще быстрее. Добежала до деревни и к председателю сельского Совета. Так, мол, и так, под горой сидит голый рычащий человек и планы снимает, карты синие рисует. А в ушах у него веревки вздеты — скорее всего радио шпионское.

Только Юрий Петрович успел собрать вещи почтальонши, как катят с горы несколько велосипедистов с ружьями. Метров за сто спешились, ружья наизготовку — и к нему.

— Руки вверх! — командуют.

Капитан, естественно, поднял руки.

— Документы!

— Документов при мне нет.

— Понятно… — зловеще так проговорил один из велосипедистов.

— Оружие есть?

— Не имеется.

— Собери вещи.

Капитан собрал вещи и спросил, можно ли ему одеться.

— В сельсовете оденешься!

Так полуголым и привели капитана. А у колхозников был обеденный перерыв. Народу на улице собралось: каждому ведь поглядеть хочется на живого шпиона.

В сельсовете Харитонова допросили. Почтальонша пересчитала деньги в сумке. Все целы. Капитан попросил ее припомнить, что он ей сказал при встрече.

— А я не помню — испугалась очень.

Председатель понял, что попал в смешную историю, и стал думать, как ему поступать дальше. Он пересмотрел еще раз вещи Харитонова и спросил, зачем с ним пустой рюкзак.

— Картошки хотел купить в вашей деревне.

Предсельсовета совсем смутился. А тут еще нагрянул Соломко. Он выложил на стол свои и харитоновские документы и поднял большой шум. Представитель местной власти извинялся и обвинял во всем трусиху Феньку. В наказанье он заставил почтальоншу принести «пострадавшим товарищам» рюкзак картошки.

— Огурцов и зеленого лука не забудь, — крикнул председатель вдогонку бдительной девице.

…Вечером капитановы конвоиры пришли на берег еще раз извиняться. Они принесли с собой банку меда, огурцов, душистого заварного хлеба. Мы их угощали свежей ухой, чаем с сухарями. Смеялись над «шпионской историей». Потом разговорились о здешних краях. Председатель сельского Совета и его товарищи оказались простыми и веселыми людьми, очень любящими свою деревню.

Прощаясь, председатель попросил:

— Может, найдете время завтра и выступите перед колхозниками. Еще никогда в нашем клубе не были ни настоящие поэты, ни настоящие художники — живем мы, что говорится, в самой глубинке.

— Выступить, конечно, можно, — согласился Соломко, — да вот не при параде мы.

— А вот так, в тельняшках-то, еще интереснее. С народом чем проще, тем лучше. Народ все понимает.

А Колька — тоже поэт

Перед самым сном в нашу палатку зашел капитан.

— Знаете, — сказал он мне и Соломко, — есть хорошая идея.

— Какие там перед сном могут быть идеи?

— Тебе бы, Никита, все спать да спать.

— От сна еще никто не умер, — изрек Соломко и вдруг захохотал.

— Чего ты?

— Ой! Не могу! Ой! Не могу! — стонал Борода.

— Да скажи ты, в чем дело?

— Так тебя и вели в одних трусах и зюйдвестке?

— Так и вели, — недоумевал капитан.

— Ой! Не могу! — опять застонал Соломко. — Ну и картина!

Нам тоже стало смешно. Мы так громко смеялись, что Филипп и Борис прибежали узнать, в чем дело. Толком они от нас ничего не узнали, но почему-то тоже смеялись.

Насмеявшись, Соломко вытер слезы и спросил:

— Какие же идеи, капитан, тебе мешают спать?

— Надо рано утром пойти в деревню и в подарок колхозникам оформить клуб, нарисовать несколько портретов лучших людей, сатирическую газету выпустить. За день мы вчетвером все успеем сделать. А вечером в клубе расскажем о живописи, о литературе, а ты прочитаешь свои стихи.