До самой дрожи - [5]

Но я надеюсь, что он не станет этого делать. В глубине души я понимаю, что все случившееся – только к лучшему. Думаю, мы никогда не держались друг за друга, а только удерживали, лишая познать что-то большее.

– Таксист не звонил? – спрашивает меня папа, направляясь в дом. Он уже готов к поездке в аэропорт, остается только одеться. – Катя, иди сюда?

Папа никогда не называет мое имя как-то иначе. Всегда резко и обрывисто, от чего у меня незамедлительно тошнота подбирается к горлу. Я помню дни, когда с нетерпением ждала его с работы, чтобы поиграть, или обнаружить, наконец, в кармане его куртки обещанного мне котенка. Мы часто смеялись, дурачились и порой наши игры (чаще всего!) до добра не доводили – я начинала реветь, поскольку мне всякий раз больно прилетала какая-нибудь мягкая игрушка. Мама из-за этого страшно злилась. Не могу и припомнить момент, когда все изменилось. Когда я перестала ждать его, а наоборот, сильно хотеть, чтобы папы как можно дольше не было дома, чтобы не чувствовать эту давящую в груди тревогу. Пожалуй, причина мне хорошо известна, вот только сам момент никак не могу припомнить.

– Бывший не объявлялся? – серьезным голосом спрашивает папа, сев за небольшой кухонный столик. – Не звонил? Не писал?

– С чего вдруг он будет делать это, – с присущим мне нервным смешком отвечаю я.

Мне сложно находиться в одном помещении с родным папой, поскольку за эти годы он как будто оброс негативной энергией и научился вытягивать из людей положительные эмоции. Не знаю, на меня ли одну он так влияет, но даже разговаривая с ним по телефону, я чувствую, как лишаюсь сил.

– Ясно все, – на резком выдохе говорит он. Знаю, он был уверен, что мой бывший муж одумается и приедет за мной, но ведь не все в этом мире складывается так, как хочешь того ты, папа. И я, на самом деле, несказанно этому рада. – Свидетельство о расторжении когда будет готово?

– Через две недели.

– Сиди здесь, фрукты ешь, загорай, бабушку на море вози, а там и Ваня скоро приедет. А потом уже поедешь документы менять.

– Угу.

Я вновь ощущаю это двоякое чувство: безмерной благодарности и отупляющей безысходности. Если бы папа не приехал за мной две недели назад, не сказал, что мне нужно как можно скорее сменить обстановку и отдохнуть от происходящего – я бы, наверное, с ума сошла и возможно, сделала какую-нибудь глупость, о которой незамедлительно пожалела бы. Он привез меня сюда, к бабушке в деревню, в теплый и солнечный Крым, за что я благодарна ему всем сердцем. Но мне никак не удается отделаться от мысли, что я по-прежнему нахожусь под его давлением, под его властью, что коварно кроется в этой отцовской заботе. Он не замечает этого. И возможно, что никогда уже не заметит.

– Таксист звонит! – восклицаю я, глянув на мой вибрирующий телефон в руках. Пока отвечаю на звонок, папа молча уходит в свою спальню переодеваться.

– Катюшенька, ну, что? Звонил? А то бабушка переживает, вдруг не приедет и папа на рейс опоздает, – тоненьким, словно у птички голоском, интересуется тетя Оля, заглянув в дом. – Все посылает меня узнать, как тут дела.

– Вот, только что говорила с ним. Он уже на повороте, так что минут через пять-семь будет у нас.

Тетя Оля улыбается и спешит сообщить об этом нашей бабушке, которую хлебом не корми, а дай поволноваться по всякой мелочи. Оставшись одна в кухне и слыша, как папа собирается, что-то бурча себе под нос, меня вдруг охватывает чувство безграничной утраты, словно поблизости остался один только папа, который вот-вот уедет отсюда, и на всем белом свете я останусь совершенно одна. Я очень боюсь остаться без поддержки, без близких и друзей. Пожалуй, это мой самый большой страх в мире. Смотрю, как папа уверенно направляется к выходу, держа в руке маленький чемодан, рассчитанный на короткие командировки, и так хочу прижаться к нему, как раньше, в детстве. Чтобы вообще не знать об этих его заскоках делать все так, как хочет и скажет он.

– Так, ну, все. На выход!

Но я лишь выдавливаю улыбку и пропускаю его вперед. За ним следует стойкий запах дорогого парфюма, который еще очень долго будет витать в воздухе, напоминая нам о своем хозяине. Завидев папу, бабушка подскакивает со стула, а её бархатное личико озаряется такой счастливой улыбкой, словно она не видела зятя много лет.

– Серёженька, возьми водичку с собой. Мало ли, доро́гой пить захочешь. Я бы тебе еще и покушать дала, так ведь ты не хочешь.

– Спасибо, бабушка, – с хитрой улыбкой отвечает папа и останавливает на мне взгляд «что она вообще такое говорит». – В аэропорту пообедаю.

Когда мы выходим на улицу, черный автомобиль уже ожидает папу у самых ворот. Бабушка крепко обнимает его, тетя Оля целует в обе щеки, а когда очередь подходит ко мне, я вдруг шмыгаю носом и часто моргаю. Сейчас мною движет чувство благодарности и какая-то часть меня будет очень скучать по папе. Я никогда не смогу сказать ему, как сильно люблю его и какое чувство гордости за него испытываю. Стоит мне только подумать об этом, стоит только хотя бы разок сказать всем, что мой папа – самый лучший, как он делает нечто такое, от чего мне хочется убиться.