До самого дна - [16]

Вернувшись в свое тело, я поймала себя на том, что моя голова начала кружиться. В этот момент немец подошел со стороны водительской двери и, открыв последнюю, молвил:

— На выход.

— Куда мы идем?

— В магазин.

— О, в магазин, — я чуть ли не вывалилась из машины, бормоча на ходу про головокружение. Потом спохватилась, порылась в своем пакете и наскоро вытащила оттуда несколько скомканных купюр. — Кому звонил? Толстой IT-шнице тете Люде?

— Ну, предположим, с толстой ты угадала.

— А все остальное мимо?

— Да.

— Эх, такая теория прогорела.

— А теперь честно. Ты следила?

— Не. У тебя есть право на личную жизнь, и я его уважаю.

— Даже если сейчас я собираюсь убить тебя?

— Да, и ведешь меня на своеобразное место казни, или что-то в этом роде. Признаю, это было бы немного неприятно.

— Совсем чуть-чуть, не так ли? — он открыл дверь круглосуточного магазина, пропуская меня вперед и смотря мне прямо в глаза. Сканирует, зараза.

— О, у меня появилась грандиозная догадка о твоем настоящем имени. Точнее, о фамилии. Ты Рентген? Он, кажется, тоже был немцем. Совпадение? Не думаю.

— Хорошая попытка.

Мы прошли меж полок с ящиками мандаринов, бананов и прочей неорганичной органики. Когда мы проходили стенд с напитками, я уперлась взглядом в банки с кофе. В видах я никогда не разбиралась, а потому взяла каждого по два — может, хоть сейчас разберусь. Ханс понаблюдал за этим и, когда я чуть не уронила половину банок, забрал у меня большую их часть. Вскоре к банкам присоединились сэндвичи в треугольных упаковках и минеральная вода. На кассе расплатилась я.

— Ханс, а вот ты какой кофе любишь? Латте, эспрессо, капучино, — я принялась читать названия на банках. Потом посмотрела на его невыспавшуюся физиономию и вручила ему все три банки, которые он выпил еще до того, как мы выехали за пределы села.

— После Сыктывкара пересядешь за руль? А то мне тоже надо «позвонить».

— Кому?

— Вот то есть тебе можно не говорить, кому ты звонишь, а мне нет?

— Можешь не говорить. Но любые последствия, к которым я не буду готов, и из-за которых тебя убьют, бери на себя.

— Вряд ли Василиса захочет меня убить. Хочу попросить ее встретить нас, а то пешком идти довольно долго. И я плохо помню тот лес. Заблудимся и будем петлять трое суток.

— Хм, — только и сказал он.

То ли я отвлеклась и не заметила, как пролетело время, то ли мы действительно очень быстро добрались до Сыктывкара. Стрелки часов утверждали, что это я отвлеклась. Думаю, так оно и есть. Не въезжая в сам город, я свернула налево и съехала на обочину.

Когда я подошла к пассажирской двери, я задумалась. Вообще, я же собираюсь спать, заднее сиденье более комфортно в этом плане. С другой стороны, я так или иначе проснусь и мне захочется поговорить со своим единственным попутчиком. Выбора Ханс мне не оставил, открыв переднюю дверь.

— Ты двери разучилась открывать?

— Не, — я плюхнулась на сиденье и захлопнула дверь, — задумалась.

— Хоть бы куртку застегнула, на север едем, на улице уже не плюс три.

— Но еще и не минус тридцать, заметь. По-моему, это замечательно.

— Ты вроде спать собиралась.

— Да-да, скоро заглохну, потерпи, — я поворочалась в кресле, но решила, что понятие об удобстве у меня отсутствует (вырвано с корнем школьной мебелью), и просто сползла чуть пониже, приняв полулежачее положение.

К своему удивлению, на связь со мной вышли довольно быстро, я даже не успела создать антураж, поэтому стояли мы в черном ничто.

— Ты что-то хотела? — в трех метрах от меня стояла Василиса. Такая, какой я ее помню. Интересно, что сейчас изменилось?

— Вась, ты же меня встретишь? Через часов шесть примерно мы доберемся до реки.

— С тобой Бэзил?

— Э… Нет. Не сегодня. Со мной мой попутчик, Ханс. Он и телохранитель заодно.

— Правильно, давно пора было кого-нибудь нанять. Иногда я просто задаюсь вопросом, а жива ли Алиса? Очень неприятно, знаешь ли, часто интересоваться подобного рода вещами.

— Не могу не согласиться. Ну да ладно, я не могу здесь задерживаться. Увидимся, — я разорвала сон в клочья, и сквозь них в мой разум проник дневной свет. Я открыла глаза и приняла сидячую позу. Затем порылась в пакете на заднем сиденье и достала банку кофе. Раздался щелчок, и до меня дошел знакомый запах. Напиток было решено пить медленно, маленькими глотками, дабы растянуть на подольше. Не из-за вкуса, просто мне было лень часто подносить банку ко рту. Когда так часто оставляешь свое тело и уносишься черт знает куда, организм дает тебе о себе знать. Точнее, он начинает просто кричать и молить о покое, который я, конечно же, ему не даю.

— Ты с ней поговорила?

— Ага. Я что-то пропустила?

— О да. Огромную кучу всего.

— Меня сейчас волной сарказма смоет. Осторожней с этим.

Пейзаж нисколько не изменился еще с того времени, как мы проехали Новгород. Видимо, на этой стране у Создателей закончились декорации.

— Ханс?

— Что?

— А чего ты боялся в детстве? Просто я сомневаюсь, что сейчас ты чего-либо боишься.

— Высоты. И до сих пор боюсь, пожалуй.

— Вот это неожиданно. И все?

— А ты чего боишься?

— О, ну, всего понемногу. Диких собак, электричек, ботов с огнестрелом очень, сессию, пираний, замерзнуть насмерть, сгореть заживо, людей, глубоких водоемов, авиакатастроф, искусственного интеллекта… В общем, список огромен. Если честно, то мне часто лезут в голову мысли, от чего же в этой местности я могу умереть. В детстве, переходя дорогу, представляла не меньше дюжины различных ситуаций, как я могу погибнуть в данной ситуации. Самое забавное и одновременно печальное здесь то, что я игнорирую эти мысли. Я продолжаю бродить по местам, где полно диких собак, ездить зайцем на электричках, бегать от ботов… Ну, ты меня понял.