До конца жизни - [51]

А вот с Герасимом, конечно, работы побольше. Серафима сроду такого красивого мужчины не видела. Ростом до самого потолка, плечи широкие, волосы густые, вьющиеся. Расчесать бы их, да жаль, что каменные!

Мыть Герасима приходится на лестнице. Взберется Серафима на последнюю ступеньку, достанет чистое полотенце, которое специально для этого завела, вытрет Герасиму лицо, плечи. И все время ей кажется, что тело у него вздрагивает и покрывается гусочками, как от холода.

Студенты зовут Герасима как-то по-своему! А Серафиме так нравится. У них в деревне когда-то кузней Герасим был. Серафиме сережки серебряные из полтинника выковал.

— Носи, — говорит, — на здоровье. Да не забывай Герасима.

Вот она и не забывает, хотя с тех пор времени уже много прошло.

Серафиме тогда лет двенадцать было. Понравилось ей ходить в кузницу. Герасим с молотобойцами молотками стучат, а она мехи качает. В кузнице жарко, железом каленым пахнет, огнем. Мужики подсмеивались над Герасимом:

— Ты что красавицу мучаешь?

— Сама приходит, — отвечал Герасим.

Серафима сердилась на мужиков. Чего они ее обзывают? А подросла, так и вовсе из-за этого в кузницу ходить перестала. Тогда Герасим один раз к ней сам пришел и сережки принес. Но мать их носить не разрешила. Рано еще, говорит…

А теперь Герасима в живых нет. С фронта он не вернулся. Никто, конечно, не догадывается, а Серафима потому и из деревни уехала. Не было у нее силы смотреть, как в кузнице совсем другие люди хозяйничают…

Вначале Серафима на Донбассе в шахте работала, а потом Зойка ее сюда переманила.

За Зойкой шахтеры ухаживали, а Серафима их боялась. Рассказов всяких наслушалась, как шахтеры девчат обманывают, и убегала, если кто разговаривать необычно начинал. На танцы тоже почти не ходила.

А в институте все переменилось. Студенты Серафиме нравились. Никто грубого слова не скажет, не засмеется. Большинство после фронта. Попросят Серафиму рубашку постирать, и тут же конфеты подарят. А с Колей у них, конечно, любовь была…

Убирает Серафима в аудиториях после занятий, он тихонько подойдет к ней, возьмет за плечи и не пускает. Серафима растеряется:

— У меня работы много.

А он не слушает. Дверь посильней закроет и снова к ней.

— Зачем ты так? — спросит Серафима.

Коля молчит. Потом усадит Серафиму на стул и рисовать примется. У нее до сих пор эти рисунки в шкафу лежат.

Коля рисует Серафиму, а у нее на сердце вдруг тревожно сделается, будто она ожидает чего-то неизвестного. Такое с Серафимой только в детстве бывало, когда мать водила ее к бабке Костючихе от испуга заговаривать.

Бабка на икону перекрестится и молитву шептать начнет: «Первым разом, добрым часом, помоги, господи…»

У Серафимы от этих слов в голове ясно-ясно станет. Будто она ранним утром вышла где-нибудь в поле. Вокруг жита́ колосом наливаются, цветы от росы к земле наклонились. А над цветами, над житом жаворонок крылышками трепещет. Серафиме тоже захочется вдруг стать жаворонком…

Но в это время бабка Костючиха над самым ухом три раза прокричит:

— Серафима, гу!

И нет уже ни жаворонка, ни поля. Но все равно Серафиме хорошо. По телу тепло разливается, будто от счастья какого-нибудь.

С Колей она тоже счастье чувствовала. Уходить от него в те вечера не хотела. А он все хвалил ее:

— У тебя лицо выразительное. В натурщицы надо идти.

Обманывал ее тогда Коля. Просто он своего добивался. А Серафима ему верила. Думала, Коля зря не скажет. Со скульптурами женскими себя тайком начала сравнивать. Вечером, когда все уже разойдутся, спустится на первый этаж, долго разглядывает их, а потом посмотрит в зеркало — и выходило, что Коля прав. Ничуть не хуже была Серафима скульптур…

В натурщицы она сама напросилась. Зойка ее обругала:

— И не стыдно тебе?

Серафима не обиделась. Зойка ведь не знала ничего.

До сих пор Серафима помнит, как первый раз вошла на занятия с покойным Захарием Петровичем. Потешный такой старичок был, все ее шестикрылым Серафимом звал.

К занятиям они вдвоем готовились. Серафима одних платьев целую дюжину перемерила. Зато, когда вошла в аудиторию, даже Коля ее не узнал.

Два часа сидела она, как ей показал Захарий Петрович. Вначале боялась пошевелиться, но потом вдруг забылась, как когда-то у бабки Костючихи…

После занятий Серафима осталась в аудитории, хотела посмотреть, какою она получилась на картинах. Коля тоже остался, но на рисунки даже не взглянул, прижал Серафиму к себе. Она не сопротивлялась, губы ее вдруг задрожали, как будто она собиралась заплакать. Но в это время кто-то заглянул в аудиторию. Коля быстро оттолкнул Серафиму от себя, пообещал:

— Вечером приду. Чтоб дома была!

— Хорошо, — ответила она.

Смотреть на картины Серафиме сразу расхотелось. Придет Коля вечером, она наденет свое самое лучшее платье, вденет в уши Герасимовы сережки, и он нарисует ее такою красивою, что все ей будут завидовать, и Зойка, и студентки…

Чтоб скорее прошло время, Серафима принялась за работу. Вымыла в аудиториях полы, протерла керосином заляпанные краской подоконники и батареи. Потом еще задумала поливать цветы, вытряхивать на ветру шторы, хотя они были чистые, недавно постиранные.