Дни, полные любви и смерти. Лучшее - [109]

Уильям и Кэнди поработали примерно час в компании других счастливых людей. Правда, когда они закончили, на их ткани поставили штамп «Отбраковано». Но это не значило, что ткань вернется обратно на стадию раковины – только на стадию нитей.

– Честный труд никогда не пропадает даром, – продекламировал Уильям торжественно, как однорогая сова с хохолком.

– Я знала, что ты читун, но не догадывалась, что ты еще и говорун, – удивленно заметила Кэнди.

Люди во Всемирном Городе почти не разговаривали друг с другом. Зачем разговоры, когда ты постоянно счастлив? И да, честный труд на самом деле никогда не пропадает даром, особенно если работаешь понемножку и в свое удовольствие.

Часть Города, в которой они сейчас находились (как, наверное, и все остальные части), дрейфовала в древнем океане. Поэтому тут все время ощущалось небольшое покачивание, но никто этого не боялся. «Город не дрейфит» – так звучала еще одна старая крылатая фраза. «Ну а как? – говорили местные жители. – Ведь он все время дрейфует». Это была своего рода шутка.

Молодые люди прошли десять кварталов, потом двенадцать. Окружающая местность была знакома Уильяму, а вот Кэнди здесь раньше не бывала. Они шли на запад – Уильяма всегда тянуло в ту сторону. Кэнди же, наоборот, выходя из дома, шла только на восток. До встречи с Уильямом она даже не смотрела в западном направлении, а уж так далеко на запад точно не забредала.

Они вышли к «Водному балету Четырнадцатой улицы» и остановились посмотреть на пловцов. Те плавали просто замечательно, и множество затейливого вида рыбок резвились вместе с ними в зеленой соленой воде. Любой, кто хотел поплавать, мог присоединиться к «Водному балету», но все-таки большинство пловцов были, вероятно, профессионалами и составляли часть водного ландшафта.

На Пятнадцатой улице Уильям и Кэнди зашли в кафе быстрого питания пообедать водорослями и планктоном. Кэнди еще и поработала полчаса: прессовала планктон и сбрызгивала специальным белковым соусом. Она не первый раз трудилась в заведениях фастфуда.

После обеда они прошлись до Шестнадцатой улицы и заглянули в Выставочный Зал Всемирной Воли. У входа написали свои имена стилусом на восковой табличке. Вернее, Уильям написал, Кэнди-то писать не умела. А поскольку он носил волшебное имя Уильям, из прорези автомата специально для него выскочила карточка со стихами, посвященными Всемирной Воле:

Построен был Всемирный Город

По воле сильных, по воле гордых.

Свернули горы и скрыли море,

Чтоб жил Уилли, не зная горя.

Неужели и правда для строительства Города понадобилось столько воли, столько страсти? Да, скорее всего. Ведь иначе незачем было бы возводить этот Выставочный Зал. Хотя некоторые утверждали, что Город стал таким просто в ответ на происходящее в мире, как рефлекторный отклик.

Поскольку Кэнди не умела читать и писать (автомат каким-то образом прознал об этом), она получила в подарок фотокарточку.

На Семнадцатой улице они задержались возле комплекса «Скальный город». Этот район был незнаком и Кэнди, и Уильяму. Утесы и пещеры здесь все были искусственные, и жилища в них тоже, но комплекс выглядел совсем как настоящий город в горах. С одного уровня на другой вели небольшие лестницы. На маленьких балконах сидели люди, за ними виднелись крошечные окна квартирок. Поскольку «Скальный город» имел круговую структуру, многие его жители постоянно видели друг друга. Центральный внутренний двор походил на амфитеатр. Здесь молодежь играла в стикбол и индейскую лапту, била в бубны и наигрывала на флейтах. Кругом свивались в кольца искусственные змеи, бродили искусственные койоты и искусственные тощие собаки с выпирающими ребрами; искусственные женщины мололи кукурузные зерна ручными мельницами. А в маленьких лавочках и павильонах живые люди, гости комплекса, мололи искусственные кукурузные зерна в специальных приспособлениях.

Кэнди Кэлош зашла в один из павильонов и минут пятнадцать молола искусственную кукурузу. Эту девушку отличала здоровая тяга к труду. Уильям Моррис тоже поработал: сделал несколько корн-догов из искусственной кукурузы и водорослей.

Здесь, в «Скальном городе», было приятно. Иногда кто-то запевал псевдоиндейскую песню. Повсюду лежали яркие лоскутные одеяла и циновки, сплетенные из стеблей вьюнка. Люди в масках и шутовских костюмах показывали разные сценки и рассказывали что-то смешное. И хотя их шутки понимали только обитатели «Скального города», гостям тоже было весело и интересно.

– Все везде другое, все совсем другое, с каждым кварталом все меняется, – бормотал Уильям в упоении.

Наверное, уже начался вечер, хотя вечер во Всемирном Городе – вещь относительная. Днем никогда не бывало совсем светло, а ночью – совсем темно. Ясного неба никто не видел, зато приглушенный рассеянный свет присутствовал всегда.

Уильям и Кэнди двинулись дальше на запад.

– Как же это чудесно – путешествовать по Миру! – восхищался Уильям. – Город такой огромный, и, наверное, всей жизни не хватит, чтобы обойти его весь! И везде все такое разное.

– Да ты говорун, я погляжу, – сказала Кэнди. – Как это мне достался говорун? Была бы и я говоруньей, тоже могла бы сказать что-нибудь о том, что «везде-все-такое-разное».