Дни мечтаний - [9]

– Ни в коем случае, – поспешно перебила девочка. – Я не хочу, чтобы они стреляли. Ты должен приказать им не стрелять. Ненавижу пушки. Если они начнут палить, я сразу убегу!

– Но… что же им еще делать? – ошеломленно возразил я.

– Не знаю, – ответила она, – но стрелять нельзя. Они могут погулять со мной, побеседовать, понести какие-нибудь мои вещи. Но стрелять из пушек я им запрещаю.

В этот момент я с грустью осознал, что из хозяина прекрасного дворца, в котором я имел обыкновение куражиться и вести себя весьма легкомысленно, я превращаюсь в обычного постояльца. Только подумать! Мои прекрасные солдаты должны будут нести для нее «какие-нибудь вещи»! Я решил не раскрывать перед подругой новые секреты, хотя их было еще предостаточно.

– А есть там другие мальчики? – небрежно спросила девочка через какое-то время.

– Конечно, – неосторожно ответил я. – Славные ребята. Мы с ними…

Тут я взял себя в руки.

– Мы будем, конечно, играть все вместе, но ты ведь моя подруга. Мы сядем в одну лодку, а потом вместе покатаемся в вагоне караульной службы, и я прикажу солдатам не стрелять!

Но девочка капризно смотрела в сторону, и я не смог добиться от нее ответа.

Тут бой деревенских часов пробудил во мне мысль о баранине, ожидавшей меня в полумиле отсюда, и о строгостях и наказаниях, полагавшихся за опоздание к обеду. Я торопливо попрощался с подругой, но, прежде чем уйти, вынудил ее признаться, что она будет еще работать в саду сегодня днем, если, конечно, червяки ей позволят.

– Не забудь, – сказал я на прощанье, – ты обещала никому ничего не рассказывать.

Она как будто колебалась, лениво покачивала ногой и наблюдала за мной, полуприкрыв глаза.

– Это смертельная тайна, – схитрил я. – Наша тайна. И никто больше не должен о ней знать!

Тогда она пообещала. Девочка энергично кивнула, распахнув от восторга глаза, и поджав губы. Удовольствие посплетничать и блаженство хранить чей-то секрет – равнозначны друг другу, но второе, иногда, перевешивает.

Я покончил с бараниной и наслаждался теплым рисовым пудингом, прежде чем нашел в себе силы остановиться и оглядеться по сторонам. Один взгляд в сторону окна и… огромное разочарование постигло меня. Шел сильный дождь. Это не сулило ничего хорошего, даже если со временем проясниться, червяки, я знал это по собственному опыту, будут оскорбительно многочисленны и весьма игривы. Я угрюмо произнес благодарственную молитву и поднялся вместе с остальными в классную комнату. Оставалось лишь одно: достать коробку с красками и предаться рисованию, которым я часто пренебрегал в последнее время. Гарольд раздобыл лист бумаги и карандаш и устроился в уголке за столом, он сосредоточенно растопырил локти и высунул язык. Литература всегда была его способом художественного самовыражения.

Селина пребывала в беспокойном настроении вследствие неутешительной погоды, и вместо того, чтобы найти себе занятие по душе, крутилась вокруг и надоедала нам, художникам, своими критическими замечаниями. Она долго разглядывала мой рисунок, прежде чем я это обнаружил, иначе бы я принял меры.

– Видимо ты считаешь, что это похоже на корабль, – презрительно заметила она. – Только разве бывают розовые корабли? Ха!

Я сдержался, потому что понимал, что не стоит терять самообладания, если хочешь дать отпор противнику.

– Бывают розовые корабли, – заметил я с притворным спокойствием. – В витрине магазина игрушек, например. Можешь пойти и посмотреть, если не веришь. Думаешь, ты лучше разбираешься в кораблях, чем люди, которые их делают?

Селина растерялась на секунду, но быстро взяла себя в руки.

– Вот еще смешно, – продолжила она, – это, скорей всего, деревья, но они синие.

– Да, это деревья, – свирепо ответил я. – Они синие. Им приходится быть синими, потому что на прошлой неделе ты украла у меня желтый, и теперь я не могу смешать его с синим, чтобы получился зеленый.

– Ничего я у тебя не крала, – высокомерно ответила Селина, медленно отступая, на всякий случай, в сторону Гарольда. – И я не стала бы на твоем месте клеветать на других из-за пропажи какой-то жалкой краски.

Я благоразумно промолчал. В конце концов, она прекрасно знала, что украла у меня краску.

Как только Гарольд понял, что Селина подкрадывается к нему, он бросил карандаш и упал грудью на стол, защищая всем телом свои литературные опусы от критических нападок сестры. Откуда-то из его недр исходила душераздирающая смесь визга и свиста, так протяжно и пронзительно выпускает пар паровоз.

– Я хотела только посмотреть, – негодовала Селина, пытаясь сдвинуть тело Гарольда с бумаги, испещренной каракулями.

– Однако, брат вцепился в край стола мертвой хваткой и продолжал оглушать мир пронзительным визгом, что грозило вызвать недовольство Олимпийцев. Спор явно переходил в драку. Лично меня не заботило какие излияния души Гарольда пыталась выведать Селина, а она, похоже, не сомневалась, что доберется до них рано или поздно, я даже был рад, что сестра переключилась на него, и больше не насмехается над моим рисунком. Но существуют неписанные законы братства между мальчишками. Мальчики часто подвергаются жестокому обращению, разве можно не поддержать друг друга в тяжелые времена гонений и унижений! Иначе племя мальчишек может исчезнуть с лица земли. Я отложил кисть и с криком ринулся в бой.