Дни Крови и Звездного Света - [5]

— Я бы подал весточку, что вернулся, — сказал он, — но я знал, что вы уже в курсе.

— Я точно знал, — Азаил выглядел слегка виноватым.

Он знал все и обо всем, что произошло. С его легким характером и ленивой улыбкой, он производил впечатление того, кто не обладает честолюбием, а потому и не представляет угрозу. Люди легко шли с ним на контакт; он был шпионом от природы, приветливым и добродушным, который на самом деле обладал безмерной и исключительной изворотливостью и хитростью.

Лираз также не уступала ему в хитрости, однако, она как раз, в отличие от Азаила, вызывала чувство тревоги у людей. Обжигающе ледяная красота, в сочетании с испепеляющим взглядом. Свои белокурые волосы она заплетала в тугие косы, дюжиной рядов, которые всегда были заплетены настолько плотно, что ее братьям было больно даже при взгляде на них. Азаил любил подшучивать над ней, говоря, что она может использовать их в качестве платы за волшебство. Ее пальцы, беспокойно постукивающие по предплечьям, были так испещрены татуировками (черными метками, говорящими о количестве убитых ею), что на расстоянии казались совершенно черными.

Когда однажды ночью ради смеха и, возможно, слегка перебрав с выпивкой, кое-кто из их полка выбирал того, кого бы меньше всего хотел бы видеть своим врагом, все единогласно выбрали Лираз.

И вот они здесь, ближайшие сподвижники Акивы, его семья. Каких взглядов они придерживались? По причине своего странного чувства отстраненности, Акиве казалось, что это не его судьба, а судьба какого-то другого солдата подвешена на волоске. Что же они собирались делать?

Он лгал им, таил секреты годами, исчез без объяснений, а затем, на мосту в Праге, его выбор был сделан против них. Он никогда не забудет весь ужас того момента, когда, стоя между ними и Кару, должен был сделать выбор — независимо от того, что это был не выбор, а лишь иллюзия выбора. Он до сих пор не знал, как смогли бы они простить его.

«Скажи что-нибудь», — убеждал он себя.

Но что? Почему он все-таки вернулся назад сюда? Он не знал, что еще делать. Это были его люди, эти двое, даже после всего, что случилось.

— Я не знаю что сказать, — сказал он, — как заставить вас понять...

Лираз прервала его: — Я никогда не пойму того, что ты сделал, — ее голос был холоден, подобно удару, и в нем Акива услышал и домыслил то, чего она не сказала, но говорила прежде.

Любовник чудовища.

Это ударило по нервам.

— Нет, вы не могли, не так ли?

Он, возможно, лишь однажды почувствовал стыд за то, что любил Мадригал. Теперь ему было стыдно за свое тогдашнее малодушие. Любовь к ней была единственным чистым поступком, который он совершил в своей жизни.

— Поскольку вы не чувствовали любви? — спросил он. — Неприкасаемая Лираз. Это даже не жизнь. Быть только тем, чем ОН хочет, что бы мы были. Оловянными солдатиками.

Ее лицо стало недоверчивым, с ярко выраженной яростью.

— Вы хотите научить меня чувствовать, Князь Бастард? Спасибо, но нет. Я вижу, к чему это привело тебя.

Акива почувствовал, как от его гнева не осталось и следа; это была краткая вибрация жизни в оболочке, которая была всем, что от него осталось. Все, что она сказала, было правдой. Только посмотрите, что любовь с ним сделала. Его плечи поникли, мечи царапали землю. Но, когда его сестра схватила секиру и, встав в боевую стойку, прошипела:

— Нитилам, — он едва смог изобразить удивление.

Азаил достал свой двуручный меч, и бросил на Акиву такой же взгляд, каким был его голос — слегка извиняющийся.

А затем они напали на него.

Нитилам было противоположностью сиритхары. Целью нитилам было нанести увечье. Это беспощадная битва, целью которой было убить, вместо того, чтобы умереть самому. Нитилам было бесструктурным, грубым и жестоким состоянием, и это было тем, с чем к Акиве сейчас явились его брат с сестрой.

Он вскинул мечи, чтобы блокировать удар, и где бы раньше он не оказывался, растерянный и плывущий по течению, он был здесь и сейчас, и испытывал то же самое, а вокруг не было ничего, кроме скрежета стали о сталь. У него, наверное, тысячи раз случался тренировочный бой с Азаилом и Лираз, но то было другое. С первых же соприкосновений мечей, он чувствовал тяжесть их ударов — удары в полную силу, бьющие без промаха. Конечно, это нельзя было считать настоящим нападением. Или все-таки можно?

Азаил орудовал своим собственным большим мечом, который держал двумя руками. Так что, несмотря на то, что его ударам не хватало скорости и ловкости мечей Акивы, они несли внушительную мощь.

Лираз, меч которой так и остался в ножнах на бедре, возможно, выбрала секиру только из злобного удовольствия ощутить ее вес. Хотя сама она была изящной, потому с хрипом управлялась с нею, заставляя это оружие двигаться. Результатом был смертельно опасный удар шестифутовой деревянной рукояти с двойным лезвием наконечника, вдвое меньше руки Акивы.

Акива, не мешкая, должен был подняться в воздух, чтобы у него появилось пространство для маневра, и можно было воспользоваться преимуществом сторожевой башни, оттолкнувшись ногами. Но Азаил уже поджидал его, а Акива блокировал его разящий удар, который рикошетом отразился на всем его теле и вновь низверг Акиву на землю. Он приземлился на полусогнутые ноги и был встречен секирой. Когда та обрушилась на него, Акива бросился в сторону. Там, где он был еще всего лишь мгновение назад, топорище выбило из тверди осколок. Пришлось развернуться, чтобы встретить меч Азаила, как раз вовремя, извиваясь всем телом, парируя такие сокрушительные удары азаилова клинка и уворачиваясь от них — теряя энергию, капля за каплей.