Дни, когда я плакала - [44]

– Картер, – хнычу я. Потом останавливаю его посреди тротуара и заглядываю в глаза, надув губы.

– Что, Куинн?

– Ты считаешь меня сексуальной?

Картер смотрит на меня. Он касается моих бедер кончиками пальцев, словно ему не по себе от того, что я так близко, но он не хочет меня отталкивать.

– Куинн, ты всегда была прекрасна. И ты это знаешь.

Я прикусываю нижнюю губу и наклоняю голову набок. Он всегда так считал? Так Оливия права насчет его влюбленности? Но как только я хочу его спросить, мир вокруг начинает кружиться. Моя голова словно сделана из воздуха. Я зажмуриваюсь и чувствую, как по пищеводу поднимается желчь.

Картер, похоже, сразу понимает, что происходит, потому что успевает вовремя отскочить в сторону. Рвота заливает бетон, брызгая на туфли, одолженные мне Оливией.

– Простите, мама Оливии, – со стоном произношу я.

Картер поднимает мне волосы, но внутри меня уже пусто. Мне кажется, он сажает меня в машину, но я не помню, как сижу, как натягиваю ремень, как еду. Темнота так приятна, и я позволяю ей поглотить меня целиком.

Причины, почему я там, где и должна быть

1. Думаю, меня здесь не было бы, если бы какая-то часть меня этого не хотела. Независимо от того, где это «здесь».

2. Если быть «здесь» – ошибка, думаю, благодаря этому я бы что-то узнала – то, что мне нужно знать.

3. В мире достаточно закрытых дверей и стеклянных потолков. Моя зона комфорта не должна быть в их числе.

Глава 16 Худшее в том, чтобы быть человеком

Еще до того как я осмеливаюсь открыть глаза, мне приходится чувствовать. Всё. В голове у меня гудит, в горле пересохло, в животе бурлит. Не знаю, смогу ли вообще открыть глаза.

Воспоминания о прошлой ночи обрушиваются на меня, и каждая частичка времени еще более ужасает, чем предыдущая: я падаю в центре ночного клуба, я вешаюсь на Картера, он отрывает меня от себя, я едва не заливаю его рвотой. Это всё и правда было?

Открыв наконец глаза, я подпрыгиваю от неожиданности. Маленькая девочка с тонкими косичками сидит у кровати, глядя мне прямо в рот.

– Какая ты красивая, – говорит она.

Это последнее, что я ожидаю увидеть, так что у меня вырывается визг, короткий и быстрый. Я шлепаю себя по рту, и она отшатывается.

Дверь распахивается. Всё вокруг заливает свет из коридора.

– Имани, – зовет Картер. Малышка тут же встает, пряча руки за спину. – Я же просил тебя не заходить сюда.

– Я хотела просто посмотреть…

Он открывает дверь пошире.

– Иди есть.

Поморщившись, она выбегает из спальни.

Я молча лежу под его одеялом, на его двуспальной кровати, и не помню, как сюда попала. Он смотрит на меня, вытирая руки о полотенце, с голым торсом, в черных баскетбольных шортах.

– Это относится и к тебе. Пойдем есть!

Дверь за ним закрывается.

Я сажусь и опускаю взгляд вниз. Я всё еще в платье, в котором была прошлым вечером. Моя рука трогает спутанные волосы. Проклятье, я не заплела их прошлой ночью. Не могу даже представить, как сейчас выглядит мое лицо.

Я перекидываю ноги через край кровати и слишком быстро встаю. Голова начинает кружиться, а желудок сокращается. Я держусь за матрас, пока всё не успокаивается. Всё, кроме моего желудка.

Подойдя к двери, я морщусь от света, заливающего коридор, и слышу звон столовых приборов на фоне бормотания детской телевизионной программы. Я кое-как дохожу до кухни и вижу Картера, помешивающего овсяную кашу в кастрюле на старомодной газовой плите.

– Возьми миску, – говорит он, кивая головой в сторону открытого буфета с голубой пластиковой посудой.

– Я не могу даже думать о еде, – хриплю я.

– Тебе станет лучше, если ты поешь.

Я вяло оглядываюсь вокруг.

– А твоих родителей дома нет?

Он не отрывает взгляда от кастрюли.

– Не.

– Который час?

– Около восьми, кажется, – Картер достает из кармана телефон. – Половина девятого.

– Мне нужно забрать свою одежду у Оливии. Где она?

Картер кладет ложку и поворачивается ко мне.

– Я уже ее забрал, – он указывает на гостиную.

Мой рюкзак лежит на полу перед потрепанным черным диваном, телефон лежит сверху. Но я останавливаюсь, когда замечаю Одена в отключке на подушках с мусорным ведром возле головы. Сестренка Картера сидит перед маленьким телевизором в углу, уставившись в какой-то незнакомый мне мультик с миской овсяной каши, словно всё это совершенно нормально.

Когда я возвращаюсь на кухню со своими вещами, моему желудку как будто становится еще хуже. Держась за дверной проем, я закрываю глаза.

– Ты как?

– Мне надо ехать. Мои родители… – я тяжело сглатываю.

– У нас всё в силе насчет просмотра фильма у тебя дома?

Я резко открываю глаза, потом издаю стон.

– Я совсем об этом забыла.

– А я говорил тебе и Одену, что вы пьете слишком много.

– Чересчур много.

Картер пожимает плечами.

– Если хочешь, я могу сесть за руль.

– Сесть за руль? В смысле, ты сядешь за руль моей машины? Да ни за что. Ты шутишь? – я тихо смеюсь и слишком быстро кручу головой.

Он всё понимает по моему лицу.

– Мусорное ведро вон там!

Я изрыгаю рвоту, держась за края ведра и зажмурившись. Рвота уже есть в моем списке «Худшего в том, чтобы быть человеком», и теперь мне нужно добавить в него еще и похмелье. Всё горит, мои ноздри, мое горло, мои глаза, когда меня тошнит в мусорное ведро.