Дни, как сегодня - [40]

Иногда, когда в холодильнике кончалось пиво, или иссякали сигареты, он меня поругивал, так, с воодушевлением, и утверждал, что вообще-то я — черт, посланный к нему в образе товарища, чтобы глумиться над ним. Но, не считая этого, он был вполне терпим.

В отличии от него, Узи очень тяжело переносил свой затянувшийся период просветления мозгов. Несмотря на то, что он не признавался, казалось, что эта его процветающая международная фирма уже достала его. Каким-то образом, когда он был с мозгами набекрень, у него было гораздо больше сил писать всякие занудные документы и ходить на унылые деловые встречи. А теперь, когда он был немного больше в себе, все эти заморочки преуспевающего бизнесмена привлекали его меньше. Несмотря на то, что и сейчас дело шло к тому, что еще немного — и его компания потрясет биржу, а он срубит на этом несколько миллионов, не успеешь и глазом моргнуть.

Меня уволили с очередной работы, и Мирон в редкую минуту просветления мозгов между бесконечным пивом и непрерывным курением заявил, что он — тот, кто позаботился, чтобы меня уволили, и сделал он это, исходя из своих возвышенных духовных соображений.

Не знаю, может действительно все эти заурядные работы, что я перепробовал, вообще не для меня, и мне нужно лишь терпеливо подождать, пока Узи разбогатеет и подкинет мне немножко.

Когда и у Узи крыша поехала уже по второму разу, до меня дошло, что это какой-то цикл, и я задергался, потому что вспомнил, что следующий на очереди — я.

Из сборника рассказов молодых израильских писателей «Вот-вот». (Тель-Авив, 1999 г.)

Рабин умер

Вчера ночью умер Рабин. Его сбил мотороллер с коляской. Рабин скончался на месте, а водитель мотороллера получил тяжелые травмы и потерял сознание. Приехала «Скорая» и увезла его в больницу. К Рабину они даже не прикоснулись, поскольку он уже был мертв, и ничего нельзя было сделать. Тогда мы с Тираном взяли Рабина и похоронили его у нас во дворе. Я заплакал, а Тиран закурил и сказал мне, чтобы я прекратил, поскольку его нервирует, когда я плачу. Но я не смог остановиться, а через минуту и он уже ревел. Уж насколько я любил Рабина, так Тиран любил его еще больше.

Потом мы пошли домой к Тирану. В подъезде дома нас ждал полицейский, который хотел задержать Тирана. Оказалось, что в больнице водитель мотороллера пришел в себя и настучал врачам, что Тиран ударил его по шлему ломом. Полицейский спросил Тирана, почему он плачет, а Тиран и говорит ему: «Кто плачет? Ты, мусор-фашист-пидор…» Полицейский врезал ему плюху. Тут вышел отец Тирана и потребовал, чтобы полицейский сообщил свои данные, но тот отказался. В течении пяти минут в подъезде на шум собралось уже около тридцати жильцов. Полицейский сказал им, чтобы они успокоились, а они ему говорят — сам успокойся; начали толкаться, и дело, опять почти дошло до кулаков. В итоге мент отвалил.

Отец Тирана усадил нас в гостиной, налил «Спрайта» и сказал Тирану, чтобы тот объяснил, что произошло — быстро — до того, как полицейский вернется с подкреплением. И Тиран рассказал отцу, что отоварил тут одного, кому причиталось, ломом по кумполу, а тот заложил его легавым. Тогда отец Тирана спросил, за что же именно тому причиталось, и тут я четко увидел, что он злится. Тут уже я рассказал ему, что все начал тот, на мотороллере: сначала он коляской переехал Рабина, потом обложил нас матюгами, да еще дал мне по шее. Отец Тирана спросил его: — правда ли все это? — но тот ничего не ответил, а только утвердительно кивнул головой. По его виду я понял, что он умирает, как хочет курить, но боится достать сигарету в присутствии отца.

… Рабина мы нашли на площади. Увидели его сразу, как только сошли с автобуса. Рабин тогда был еще совсем котенок и весь дрожал от холода. Я, Тиран и еще одна девчонка-скаут из района Цахала,[61] которую мы встретили там, отправились поискать ему молока. В эспрессо-баре нам не хотели дать, а в Бургер-ранчо у них не было, так как они соблюдают кашрут. В конце-концов на улице Фришмана мы нашли мини-маркет, хозяин которого дал нам пакет молока и пустую коробочку из-под сыра «Котедж». Мы налили туда молока и Рабин вылакал все одним духом.

Та скаут из Цахалы, которую звали Ависаг, сказала, что мы должны назвать его Шалом, так как Рабин умер ради мира, на что Тиран утвердительно кивнул головой и попросил у нее телефончик, а она сказала ему, что вообще-то он парень симпатичный, но у нее уже есть приятель-солдат, а когда она ушла, Тиран погладил котенка и сказал, что мы ни в жизнь не назовем его Шалом, поскольку это имя для йеменита,[62] и что мы назовем котенка Рабин, а та, по его мнению, может идти трахаться со своим солдатом, поскольку мордашка у нее может и симпатичная, но фигура просто никакая…

Отец Тирана сказал ему — твое счастье, что ты еще несовершеннолетний, но на сей раз и это тебе не поможет, так как трахнуть кого-то ломом это не одно и то же, что стащить пачку жвачки в магазине. А Тиран продолжал молчать, и я почувствовал, что он опять собирается заплакать. Тогда я сказал отцу Тирана, что все из-за меня, так как, когда сбили Рабина, я позвал Тирана и сказал ему про это. И водитель мотороллера, который вначале был ничего и даже сожалел о произошедшем, спросил меня, чего я ору. И только после того, как я объяснил ему, что кота зовут Рабин, только тогда водила психанул и дал мне затрещину.