Дни чудес - [7]

– Что случилось?

– Ты отключилась, – ответил Том. – Во время овации.

Ханна взглянула на меня, отводя от глаз спутанные кудряшки:

– Ох, черт! Прости, папа. Мне очень жаль.

– О чем ты говоришь? – сказал я, забирая у нее пустую чашку. – Зрителям понравилось! Обморок – такой мастерский ход. Они повалят сюда толпами.

Но я знал, что она не думает о спектакле. Когда бы это ни случалось, где бы мы ни были, она всегда извиняется. Я всегда отвечаю: не глупи, и мы просто забываем об этом. Мы стали в этом знатоками. В конце концов, мы люди театра. Шоу должно продолжаться.

– Мне надо переодеться, – заявила Ханна. – А не то это платье взорвется.

Она с трудом поднялась на ноги, и мы с Салли осторожно отвели от нее руки.

– Я пойду с тобой, – предложила Салли.

– Разве Фил тебя не ждет? – спросил я.

Фил – муж Салли, жизнерадостный фанат регби и местный застройщик, вызывающий у людей восхищение.

– О-о, знаешь, – сказала Салли, – он не большой любитель театра.

– Но он бывал здесь раньше, верно? Я видел тебя с ним после генеральной репетиции.

Она вроде бы собралась ответить, но потом снова повернулась к Ханне:

– Пошли, отведу тебя в гримерку.

Странно: мы с Салли уже много лет дружим, но она почти никогда не упоминает Фила, а я практически не вижу его. Я знаю, что он несовременный человек, не пожелавший, чтобы Салли работала после рождения их сына Джея. Возможно, он неодобрительно относится к платонической любви между мужчиной и женщиной или считает, что в драмкружке кипят сексуальные страсти. Ему стоит хоть раз побывать на нашем занятии, чтобы выкинуть из головы эту ерунду.

Ханна и Салли не спеша двинулись по коридору в зеленую комнату. Прочие стояли кружком, молча поглядывая на меня и стараясь делать это незаметно. Я ощущал исходящие от них страх и неуверенность. Надо было как-то разрядить напряженную обстановку.

– Люди, все нормально, – наконец произнес я. – Все в порядке. С ней все будет хорошо. Это просто одна из этих штук. Тед, сегодня ты был в ударе. Наташа, замечательная работа с париком, так держать! Рейчел, великолепная сцена обольщения викария, хорошо сыграно. Шон, ты, как всегда, отлично щупаешь задницы. О-о… не хочется нагнетать обстановку, но кто-нибудь в курсе, откуда течет вода?

– Ах да, я пытался тебе об этом сказать, – подал голос Шон. – В паровом котле протечка. На самом деле больше похоже на фонтан. Видимо, лопнула труба. Я отключил воду, но в задней комнате целое озеро.

В прошлом строитель, Шон всегда бывает полезен при всяких поломках, обрушениях и наводнениях в театре, которые случаются все чаще и чаще. Со своими коротко остриженными волосами, татуировками и майками из магазина «Фред Перри», он мог бы сойти скорее за типа, поколачивающего всяких актеришек в пабе, но благодаря врожденному интеллекту, а также целеустремленному преподавателю английского он развил в себе невероятный интерес к послевоенной британской драме. Он – единственный человек из моих знакомых, который цитирует «Оглянись во гневе»[2], занимаясь электропроводкой в каком-нибудь лофте. Когда его брат организовал фирму по перевозкам на такси, Шон уговорил назвать ее «Машины Годо» и выбрать слоганом фразу «А чего ждете вы?».

– Как это выглядит? – спросил я, пытаясь незаметно отвести его в сторону.

– Трудно сказать, я не сантехник. Я открыл задние двери, чтобы вода слилась. У меня есть приятель, который может осмотреть котел, но только утром.

– Будем мы готовы к завтрашнему вечеру?

Шон пожал плечами:

– Спросишь меня завтра.

Пора было возвращаться в привычную колею. Я повернулся к актерам:

– Давайте, вам надо переодеться и пойти в паб.

– Ты придешь на «разбор полетов»? – спросила Наташа.

– Нет. Отвезу Ханну домой. Похвалы будет расточать Салли. Спектакль прошел отлично, выходные получатся на славу.

И актеры гуськом направились в зеленую комнату. Тед легко похлопал меня по спине:

– Мы здесь. Если понадобимся.

В машине по дороге домой Ханна молча сидела рядом со мной, уставившись в окно на пустую вечернюю дорогу. Она была в своей обычной одежде, с сотовым, зажатым в руке. Я потрепал ее по колену, она взглянула на меня, и мы обменялись улыбками.

– Ты точно не хочешь остановиться у клиники? – спросил я. – Или у «Макдоналдса»? Или у паба?

– Отвези меня домой, – сказала она. – Просто я… – Ее голос замер в ночи.

– Что такое? – спросил я.

Ханна покачала головой, потом заправила волосы за ухо, и я заметил на ней те серьги в виде колец, которые подарил ей на четырнадцатилетие. Я купил их в маленьком ювелирном магазинчике в Бате, когда она лежала в больнице. В конце концов Ханна взглянула на меня:

– Ничего уже никогда не придет в норму, правда, папа? Давай будем честными.

Мы ехали по пустынным тихим улицам в полном одиночестве. По обеим сторонам стояли викторианские дома, и в надвигающейся темноте их окна зажигались теплым светом. Миновали церковь, за которой далеко в поле простиралось кладбище. Ханна заметно вздрогнула.

– Давай сотворим что-нибудь завтра утром, – предложил я. – Поедем в Дорсет, позавтракаем в какой-нибудь обветшалой прибрежной кафешке, будем читать газеты и комиксы, вволю налопаемся рыбы с жареной картошкой?