Дни, что нас сближают - [95]

Нет героики?! А тот недавний случай, когда во время ледохода Тунджа, неся огромные льдины, вышла из берегов и Ямбол[13] весь оцепенел от ужаса? Ты получил приказ в срочном порядке выехать в Ямбол — и сразу же, не задавая лишних вопросов, тронулся в путь.

Ледяные торосы перегородили течение реки, саперы пытались прорвать эту ледяную плотину, а вода уже заливала дома, и откуда-то до тебя донесся плач ребенка.

Поток сдерживала еще и дамба. Уровень реки угрожающе поднимался — под водой вот-вот могли оказаться пригородные районы. Прибыл и командир дивизии.

— Ну что, Ахтаров, справишься? — спросил он.

— Постараемся, товарищ полковник.

Впервые ты ответил не по уставу. Устав — обязательная форма общения между командирами и подчиненными, но здесь речь шла о серьезном риске, об опасности для жизни…

Привезли большую понтонную лодку и взрывчатку. Среди добровольцев и рядовой Манолов — тот самый, у которого «спортивная фигура», и бригадир фермы Чапыров — полугорожанин, полукрестьянин. Он смотрит маленькими глазками на все происходящее и пожимает плечами, не понимая, что́ собираются делать. Ну и лучше, что пока не понимает…

Лодка отчаливает от берега. Над Тунджей навис туман, видимость — всего несколько метров. Вода густая, как подсолнечное масло. Ты напряженно вслушиваешься, не треснет ли где поблизости льдина. Нет, ничего не слышно, и ты даешь команду грести. Тебе все кажется, что впереди уже виднеется темная полоса дамбы, но Чапыров говорит:

— Еще немножко.

Это «немножко» длится довольно долго, но ты молчишь, не взглянув ни разу на часы. А солдаты все примечают… Ты упорно отгоняешь от себя мысль о самом страшном, что может произойти: если дамбу прорвет, ледяная громада обрушится на беззащитную резиновую лодку…

Ты первым увидел огромную глыбу льда и прежде, чем остальные что-нибудь поняли, бросил тротиловую шашку. Все инстинктивно пригнулись — грохот взрыва оглушил, на лодку посыпались осколки льда, — а когда выпрямились, то увидели, что глыба превратилась в месиво из мелких колючих кусочков. Стало как-то не по себе, зябко — то ли от воды пахнуло холодом, то ли внутри у каждого похолодело… Где-то впереди послышался треск. Ты приказал грести вправо. Но может, как раз там и находится скопление льдин?.. Нет, они пронеслись стороной — темная масса льда, что могла погубить вас. Ты вздохнул облегченно…

И вдруг Чапыров сказал — вернее, не сказал, а крикнул:

— Вот она, дамба!

Ты всмотрелся пристально и увидел ее — черную полосу, рассекающую пополам мутно-сизый речной поток.

Утопая в грязи, ты с трудом поднялся на насыпь. Солдаты следом, и ты был рад этому, если вообще в такой ситуации можно говорить о радости…

В трех местах вы заложили по тридцать килограммов взрывчатки, протянули кабель от детонаторов к аккумулятору. И тогда ты окинул всех взглядом, будто просил разрешения. Солдаты молча ждали, и ты крутанул ручку. Три вспышки сверкнули во мраке, три раза пустынную тишину нарушил оглушительный грохот взрывов, и сразу гулко заклокотала вода. Мертвая гладь реки забурлила, поток устремился в открывшуюся брешь. Но зато вы очутились в капкане: течение могло увлечь лодку прямо к бурлящему прорыву, и тогда — конец… Пришлось выйти и тащить лодку за собой на веревке.

Вы пошли по насыпи к берегу, но и здесь в одном месте дамба оказалась размытой бешеным потоком. Давно уже стемнело, давно прошел условленный час вашего возвращения… Рядовой Манолов — интуитивно, наверное, — чувствует, что ты думаешь о нем. Ты даже не смотришь в его сторону, а он чувствует.

— Товарищ майор, дайте мне веревку от лодки. Я попробую перепрыгнуть.

Сумеет ли он перехитрить клубящийся и клокочущий внизу поток?

Парень привязывает веревку к поясу, разбегается и прыгает. Ему удается уцепиться руками за рыхлую землю на том берегу, и ты во второй раз за эту ночь вздыхаешь с облегчением.

Манолов подтягивает лодку вместе со всей группой, потом и сам садится к вам. Тебе хочется сказать ему что-нибудь хорошее, даже обнять его. Но ты человек сдержанный и говоришь только:

— Неплохо, Манолов.

Постепенно уровень реки понижается. Вы плывете в сторону фермы. Она спасена, вода до нее не добралась. Сторож встречает вас, смотрит изумленно, словно вы заявились сюда с того света. Но оставаться здесь нельзя, вы знаете, что вас ждут, постоянно сигналят ракетами, хотя в этом густом тумане никаких ракет не увидишь. Снова двигаетесь в путь, рывками волоча за собой по слякоти тяжелую лодку. Каждый шаг дается с трудом: «И-и-и… раз!» Еще усилие — и снова: «И-и-и… раз!»

Чапыров знает эти места как свои пять пальцев. Он приводит вас к каналу, по которому можно на лодке добраться до берега. Поначалу вы плывете спокойно, но самое страшное всегда приходит именно после такого спокойствия. Вырвавшаяся на волю река устремилась и в канал, заполонила его большими кусками льда. Они постепенно окружают вас, несколько сильных ударов отбрасывают лодку в сторону, она накреняется, вот-вот перевернется, потом начинает кружиться, не подчиняясь веслам. А ледяное месиво неистовствует вокруг, трещит, гудит…

Ты говоришь, что сам не знаешь, как вам удалось вернуться живыми и невредимыми. Я понимаю, минуты смертельной опасности всегда вспоминаются потом как нечто не совсем реальное. Нереальным кажется тебе и ваше возвращение, когда в полночь все вы наконец вышли из лодки на берег. Но разве не было той перепуганной женщины, дом которой залило водой? Она смотрела на вас как на спасителей, умоляя помочь ей вынести вещи из дома, а спасители еле держались на ногах от усталости. Женщина сказала, что вещей у нее немного, да одной не под силу. Однако поначалу ты, не придя еще в себя, никак не мог вникнуть в смысл ее слов. Позже, через день-другой, ты вспомнишь о ней, и тебе станет жалко людей, для которых «немногое» в доме означает так много, потому что это — частица их жизни… Солдаты ждут, что ты скажешь. И женщина ждет. А что тут говорить! Да, физических сил нет, но ведь у человека должна быть и сила духа. Вы входите в домик, шарите там по пояс в воде и, согнувшись в три погибели, выносите пожитки и укладываете их в сухое место…