Дни, что нас сближают - [93]

Парлапанов не проклинал свою щедрость: левом больше, левом меньше — какая разница, пусть она, чертова бабка, складывает их в чулок…

Шло время, и вот как-то, когда ефрейтор Парлапанов заступил на дежурство по роте, он почувствовал глубоко в душе непреодолимую, древнюю мужскую охотничью страсть.

Он взял из пирамиды ружье, протер его егерской тряпочкой, заглянул в гладкий ствол и позвал с собой за компанию новобранца Явора Крыстева.

— Видишь — вон там, на деревьях, гужуются сороки…

На ветках болтались скрюченные коричневые листья, будто пластмассовые. Сороки заполошно трещали, перелетая с одного дерева на другое, слетались в стаю и вновь разлетались в разные стороны, гонялись друг за другом; обиженные улетали, но очень скоро возвращались, чтобы сказать остальным все, что они о них думают.

Парлапанов выстрелил. Клубочек серого пуха свалился на такую же серую траву. «Флоберка» стреляла негромко, и стая сорок не очень всполошилась. Только, может, сидящие рядом с покойной проводили взглядом последний се полет, снялись с ветки и на всякий случай отлетели подальше. Выстрелил и Явор Крыстев, однако промазал. Потом снова стрелял Парлапанов, и еще один клубок серого пуха и перьев разлетелся в воздухе.

Когда сороки все же снялись с деревьев и улетели, подгоняемые легким ветерком, большая часть их живой силы была уже истреблена.

Ефрейтор Парлапанов повесил ружье на плечо дулом вниз. И тут появилась курица. Здоровенная пеструха вертелась у колючей проволоки и глядела на двух солдат глупыми круглыми глазами. Парлапанов знал, что это курица той самой бабки, что продавала дрянные сливы на рынке. Он в досаде сплюнул… Курица кинулась на плевок, ефрейтор ухмыльнулся и плюнул опять — на сей раз поближе…

После этого что-то другое привлекло внимание курицы, она нелепо присела, пролезла под оградой из колючей проволоки и заковыляла, продираясь сквозь траву.

Парлапанов выстрелил. Опустив подраненное крыло, пеструха кинулась вдоль ограды, несколько раз укололась о колючую проволоку и с истошным кудахтанием понеслась во двор. Ефрейтор еще раз плюнул ей вслед, хотя правильней было бы еще раз выстрелить.

Все остальное развивалось с бешеной скоростью.

Бабка примчалась к дежурному — лейтенанту Крумову. Принесла с собой и курицу.

— Высокий белобрысый ефрейтор, красная повязка на рукаве, а с ним еще какой-то!

Это может быть только Парлапанов. Он сегодня дежурит в первой роте, сообразил лейтенант. Он нашел ефрейтора, выяснил все, тут же посадил его на губу и вернулся в дежурку.

— Бабушка, виновный наказан.

— Ладно. А теперь плати.

— За что? — изумился Крумов.

— За курицу, вот за что. Это не простая курица, а родайланд…

— Курицу ранили, когда она находилась на территории военной части. А посему нет никаких законных оснований требовать за нее плату.

«Законное основание» произвело на бабку должное впечатление, но тем не менее, уходя, она пригрозила Крумову, что будет жаловаться самому генералу.

Крумов доложил о происшествии лейтенанту Йорданову, сменившему его вечером…

Парлапанов лежал на нарах в гауптвахте и мучительно пытался осознать глупое положение, в которое вляпался.

Из-за какой-то дурацкой курицы, которую и съесть-то не пришлось…

После вечерней поверки к нему пришел лейтенант Йорданов. Парлапанов вскочил и вытянулся по стойке «смирно», насколько это позволял низкий потолок каталажки.

— Садись, — тихо сказал лейтенант.

Оба сидели молча.

Знаю, товарищ лейтенант, что причинил вам кучу неприятностей, — думал солдат, глядя своими ясными, кроткими глазами. Такой уж я уродился: всегда причиняю кучу неприятностей тем, кто меня любит…

— И не стыдно тебе, Парлапанов? — спросил лейтенант.

Парлапанов отвел в сторону голубые свои глаза.

— Не стыдно тебе с двух шагов промазать в какую-то дурацкую курицу?..

Но разве такое расскажешь своему деду, герою войны? Как же не выдумать всех этих проржавевших неразорвавшихся авиабомб, как не выдумать наводнений в маленьком городке?

И вновь промелькнул в сознании образ прежнего деда Парлапана: здоровенный мужик, весь в снегу, с кнутом, в волчьей шубе, с дробовиком через левое плечо…

Они подходили к селу. Старик шел впереди, курил. Тонкий синенький дымок вился над его облезлой шапкой.

А на дорогу вдруг выскочил заяц. Встал в изумлении на задние лапы, судорожно дернул белым хвостиком, а потом, прижав уши, пустился зигзагами по вспаханному полю к ближайшей меже…

— Во, ты погляди! — запоздало спохватился дед. — Патроны-то мы все расхлопали?

— Все, — ответил Ачо.

А серая спина зайца постепенно сливалась со вспаханной землей и наконец исчезла, будто ее и не бывало…

Перевод В. Ерунова.

Станислав Сивриев ДНИ, ЧТО НАС СБЛИЖАЮТ

Мы с ним сидим во дворе казармы на зеленой скамейке перед фонтаном. Вы, наверное, видели такие фонтаны: большая бетонная чаша, дно покрыто илом, посередине заржавевшая труба, из которой вода то булькает, то слезится тоненькой струйкой. Вытоптанная клумба вокруг фонтана огорожена косо уложенными в землю кирпичами. Какой-то шутник из офицеров назвал этот кирпичный шедевр с зазубринами «солдатским плиссе».

Осень наступила, но это не ощущается: солнце светит еще по-летнему ярко и до холодов пока далеко. На учебном плацу и спортплощадках сейчас ни души; солдат не видно, но голоса слышны где-то рядом. И даже тогда, когда они умолкают, в прозрачном воздухе звучит их звонкое эхо.