Дни, что нас сближают - [111]

Мастер, проснувшийся от желанного слова, смотрит на руки покупателя и видит, что тот отложил те самые два колокольца, которые он ковал когда-то и сегодня утром подложил к новым.

— Вот эти я возьму, шесть овечек у меня, им под перезвон и трава вкуснее.

Останавливаются около него два старика, звенят колокольцами, переговариваются:

— Какие колокольцы ковал когда-то карапчанец Демир!

Мастер вздрагивает: говорят о нем, а его принимают за другого.

— Эй, старина, слыхал про карапчанца Демира? — И они идут дальше.

Под знойным послеполуденным солнцем мастер чувствует в костях холод, оставшийся с той зимы от черепиц над мастерской старого мастера Стевана. Он ежится, бочком валится на траву и сквозь сон слышит звон колокольцев — пробуя их, говорят другие двое:

— Не годится, не годится…

— Эх, какие колокольцы ковал карапчанец Демир, до него еще Стеван был, но Демир его превзошел.

— Нынче таких мастеров нету.

— А эти не годятся, не годятся, не годятся…

Слышит он и голоса племянников:

— Гляди, дядька-то наш заснул.

— Ну и купец!..

И они уходят. И больше ничего. Праздничный шум накатывает издали, из монастырских рощ, отовсюду, людские голоса сталкиваются и сливаются — невнятные, чужие, далекие. Мастер медленно приподнимается, с трудом встает, весь скрюченный, съежившийся, посиневший, косынка падает с его головы, он собирает колокольцы, не слыша их голосов, запихивает в брезентовый мешок, вскидывает его на плечо и идет куда-то…

Перевод Н. Глен.

Росен Босев ХОЗЯИН И ПТАХИ

1

В одной деревне появился несчастный человек. А ведь до недавнего времени такого, казалось, произойти в ней не могло.

Зажатая среди сухих складок приземистой горы, с прилипшими один к другому двориками, деревня эта и обитателей своих словно связала одной веревочкой — так и двигались они по жизненному пути, будто приросшие друг к другу.

Не случались здесь ни конфликты, ни катастрофы, не взвивались амбиции, драмы были пустяшными, а если и посещала деревню смерть, то делала это своевременно, не обрывала нитей жизни, а лишь завершала ее угасание.

Ну какой человек мог почувствовать себя здесь несчастливым?

А этот — вот уже три дня ощущал себя таковым и всем своим могучим телом осязал окружавшую его ненависть. Но он сознавал свою правоту и, словно демонстрируя ее, гневно проносился на мотоцикле по грязным улочкам или входил в сельпо и среди наступившего молчания делал разные покупки.

Потом опять разъезжал туда-сюда на мотоцикле, и треск мотора среди тишины усиливал тревожное предчувствие — что-то должно произойти!

Развязка приближалась, и крестьяне сидели на лавке перед корчмой и все поглядывали вниз, в сторону шоссе, — ждали, когда появятся представители высшей инстанции, но машина не приезжала, и лишь уверенный в своей правоте человек сновал как оса среди молчаливого нетерпения.

2

— Вашего ребенка забрали, — сказали в детском саду. — Пришла мать и взяла.

Это слегка огорчило Евгения Йорданова — сегодня был его день. Видно, придется ехать к бывшей жене.

Он сел в трамвай и стал рыться в кошельке. Там была масса расписок, квитанций и даже справка о гонорарах, но, увы, билета за четыре стотинки не нашлось.

Он встретился взглядом с какой-то девушкой, готовой одолжить ему билет, но, как человек застенчивый, никогда бы себе этого не позволил. Он выскочил на первой же остановке и зашагал вдоль линии.

Улица пестрела свежевымытыми машинами. Простояв всю зиму под брезентом, они еще не успели проснуться от зимней спячки и уныло шлепали шинами по серой слякоти.

Его бывшая супруга жила со своим мужем в кооперативном доме с массивными стенами. Даже запах рыбы разносился здесь как-то более торжественно.

Евгений нажал на кнопку звонка. В огромных пространствах пустой квартиры долго раздавались легкие трели.

Он спустился по лестнице и на тротуаре дохнул свежего воздуху.

С ним сыграли злую шутку. Они могли себе это позволить.

Вспомнил, что неподалеку живут его знакомые, и направился к ним, хотя и сомневался, застанет ли. Сомнения подтвердились. Оставался кинотеатр. Еще издалека он увидел очередь и лишь тогда решительно повернул к своему жилью.

В четырех знакомых стенах он почувствовал себя еще более неуютно.

Ему отлично было известно, что ни одна из сотни книг не заинтересует его, но он все-таки повертелся у стеллажа, после чего лег на диван и задремал.

Он вскочил сразу, едва зазвонил телефон.

— Евгений?

— Да!

— Мне только что звонила Эмилия. Шеф отдал распоряжение, чтобы мы втроем завтра же отправлялись в Караиште.

— Какое еще Караиште? И что значит «завтра»?

— Из окружного музея поступил сигнал об очередных многослойных поселениях в котловане плотины.

— Почему же шеф не сказал об этом сегодня?

— Евгений… — укоризненно протянул Чавдар.

— Хорошо, на чем мы будем добираться?

— Пришлют машину. Завтра около восьми мы заедем за тобой!

— Около восьми? А на сколько же дней?

— Дело срочное. До конца недели должны все закончить.

— Ладно.

3

Среди теплоты, среди красной теплоты рефлектора, среди густой скучной теплоты обнимались на широченном диване тридцатилетняя хозяйка дивана Эмилия и хозяин ее сердца, первый и единственный обладатель ее тела — воспитанный молодой человек по имени Станко.