Дневники. Записные книжки - [3]

Небольшая семейная переписка существенно дополняет представление о семейной жизни ученого. В 1844 г. в письме к невесте молодой человек изливает свою тоску по поводу временной разлуки: «Усладите теплотою весны заглохшую душу, блесните на него лучом любви вечной, нераздельной». Он же признается, что не любит и боится свадебных церемоний, обрядов: «Я бы теперь желал улететь с вами в какую-нибудь пустыню, дальше, дальше от людей и от всех забот и требований света… Для любви так мало надо материального». Ближе к свадьбе в письме восклицает: «Какие смешные слова! Муж! Жена! Как звучит несносно! Куда бы спрятаться? Так и пахнуло мраком и холодом и сыростью тюрьмы! Так и слышатся в этих словах страшные звуки цепей. Но почему ж идут все замуж? Что за радость?»[9]. В письмах из мест археологических раскопок Забелин довольно подробно рассказывает семейству о хате, в которой поселился, природе, погоде, самочувствии, различных случаях из полевой жизни. «На нас теперь здесь злятся, — пишет Забелин с Чертомлыка в 1862 г., — за то, что мы свалили с кургана каменную бабу, которая исцеляет от лихорадки, и вообще ей поклонялись как чудотворной святыне. Оттого теперь засуха и сгорел ток с хлебом у помещика. Вот Скифия-то. А помещик спрашивал, есть ли у нас револьверы»[10]. Из Керчи письмо повествовало, как перенес сильную качку: «Я выпил рюмок пять водки, надо сказать мерзкой, бутылку красного, стакан белого и в заключение большую бутылку портера. Портер сильно помог. Компания была веселая: инженерный офицер, керченский купец и севастопольский купец»[11].

Маленькие дочери писали отцу, что ходят каждый вечер смотреть комету, «но все, что ты задал нам, мы ничего не выучили и Дюмон Дервиль я читать не могу», — сознавалась Маша. «Если бы ты знал, какие у нас жары, хуже твоей мошки»[12]. Мария Петровна, начиная письма: «Здравствуй, милый друг наш, Иван Егорович», подробно рассказывала о хозяйстве, прогулках с детьми в Ботанический сад и Марьину рощу, учебе, театральных спектаклях, встречах с сослуживцами Забелина, о родственниках, визитах к знакомым: «Были… у почтеннейшего Михаила Семеновича Щепкина. Михаил Семенович очень огорчен потерей жены, все скучает. Мне сказывали его домашние, что всякий день после обеда он по обыкновению идет в ее комнату и остается там несколько времени, как делал то при ней. Да, 48 лет жили вместе, немного не дожили до золотой свадьбы»[13].

Материально семье долгое время жилось очень трудно. Забелин полагал, что сделал бы гораздо больше и раньше, если бы не бедность, «загородившая дорогу». Труженик Забелин хотел, чтобы труд ценился и вознаграждался достойно. В дневниках мы видим, как нелегко давались ему обсуждения гонорара: «В каждом моем рубле есть моя собственная кровь». Сам бедняк, он сочувствовал нуждающимся и старался помочь. Так, в письме к К.Т. Солдатенкову в 1857 г. просил за военного, воевавшего под Севастополем: «Беднейший поступает на службу в корпус инженеров, не имея средств на обмундирование себе. Не оставьте в помощи. За что буду молить Бога о здравии вашем»[14].

С конца 40-х годов тесное общение связывало Забелина с кружком передовой московской молодежи А.В. Станкевича, брата известного философа. В кружок входили: Б.Н. Чичерин, К.Д. Кавелин, Н.Х. Кетчер, И.К. Бабст, Ф.М. Дмитриев, Н.Ф. Павлов, Н.М. Щепкин, В.П. Боткин, П.Л. Пикулин. Дневники рассказывают, насколько необходимо было Забелину «хорошее, умное общество», как он ценил и уважал его. Основное содержание дневников за 50— 60-е годы — споры, беседы в кружке на самые разнообразные темы: насущные жизненные вопросы, литература, религия, философия, политика и т. п. Взаимоотношениям среди собеседников не были свойственны церемонность, конформизм, лицемерие. Постоянно общаясь, зная хорошие и дурные качества друг друга, открыто делали замечания, говорили комплименты, колкости, доводившие до ссор. Забелину сочувствовали в горестях, радовались его успехам, а порой уличали его в «невежестве». Он же удивлялся, что профессора «пороли такую дичь, что Боже упаси» и все вопросы у них были уже решены. Забелин обладал большей независимостью по отношению к авторитетам, моде, общепринятому мнению. Он был упрямый спорщик с критическим взглядом на собеседников. Этические и нравственные идеалы его были близки к идеалам народной жизни. Забелин осознавал свою обособленность в среде «передовых людей»: «Да, моя жизнь есть недоговоренное слово, недопетая песня… часто я остаюсь совершенно иначе толкуемый и понимаемый».

К середине 50-х годов самоучка Забелин имел репутацию серьезного исследователя и являлся автором более 40 публикаций. Кроме научных статей, он писал рецензии на новые исторические труды, часто по просьбе редакторов журналов. Как отмечали современники, достоинство этих статей — новизна материала и его талантливая обработка, тонкий анализ и оценка, а также умение сопоставить материал с широкими явлениями жизни[15]. «Рыться в архивах, разыскивать археологические мелочи не трудно даже при недостатке образования. Трудно из этих мелочей воздвигнуть стройное здание, правильно освещенное, проникнутое мыслью, а это сделал Забелин»