Дневники Трюса - [33]

Мы - муравьи у подножия старых дерев. Свалили ствол - и придавили кучу. Велика беда - муравьиная карма такая.

Как презренно звучит: муравьиная карма. Такова же наша карма - муравьиная с высоты иных отсчетов. Упадут стволы и вдавят в землю...

Помимо общего чувства вины за воплощение испытай и чувство срама за то, что посмел (выбрал себе) родиться в столь пошлый век. Значит, тяга к эпохе порно заключалась в твоих магнитах, и привели сюда лисьи пути выбора воплощения...

Нас тянет умирать на родину, и тоска - тихое умирание по родине. Я живу на планете плача. Я - фараонова плакальщица, которая до того от горя спятила, что не заметила, как прошло время поминок, и стоит в очередь у туалетных кабинок, и всё причитает по своему фараону.

Речь, не чтящая Бога, (не молитвенная) однажды превращается в мат. Три мата: шах-маты, мат-ематика и наука (жаргон научный), а девицы Ист- и Диа-мат (постижение истории) - вообще не вхожи на эту страницу.

Т-шшш, кто стучится? Включим кран на грязной кухне с мутной лампочкой в старинном брошенном доме. Анекдот святой воды - из кладовых духовной памяти.

Трюс: "Все мои мысли ведут к Долине пропавших без вести, лисьи следы заметающие, заводящие - тьма, пурга, заблудишься, одинокий..."

Какие у памяти лисьи следы, как замело мои ходы в вечности! Было время симфоний с хорами, но всем на свете спектаклям приходит конец - погасли пюпитры у скрипок. Теперь пора рок-балета, фатум канкана.

В человеческом театре есть две роли: актера-зрителя-суфлера и провалиться в оркестрово-волчью яму (кажется, самая верная из земных ролей).

Среди людей можно только спрятаться (от природы, от Бога и от себя самого). Какое поврежденное сознание надо иметь, чтобы всю жизнь прятаться от несуществующего преследователя. Люди города не просто мечутся и суетятся, их паранойя гораздо глубже...

Мегаполис - это гигантская гнилая пчелиная матка, под чью сень сходят старые больные дети защититься от страха, от жизни, от бесконечности, тоски, от себя самих.

Горожанин с четверть века защищает самую свою коронную диссертацию страха. "Ах, вы уже защитились?" (от страха смертного) "Да, я кандидат танатических наук, мастер спорта по обезвреживанию души от остатков истины".

Живи с последней страшной искренностью в сердце (так от неудачно оперированного не скрывают, что обречен), иначе не выйти из игры-в-себя и цепочки притворств.

Характер - это косная собственность сознания: будь же нищ духом бесхарактерен, Христов.

Апофатический путь Богопознания, выработанный ранним христианством, применим к современному человеку. Не в том смысле, что тайна, ноумен, а цепочка объективированных отрицаний: никого-ничего-нет-не-было-и-не-будет, мираж, сон и игра преследуют тебя вне Христа Спасителя.

Доктрина кармы (спасешься через миллион воплощений) сродни социалистической утопии: в настоящем предлагается только каторжная работа на дне каньона. Истинное учение - открывающее чудо спасения сейчас.

Один бессмертно-потерянный поэт написал кровью на стене. Трюс прочел под вторым слоем, предварительно обработав химическим составом памяти-реставратора:

"В легком и чутком сне судьба зачитала мой приговор: вы приговорены в этом мире к пожизненной смерти через написание книг и чтение их (чтение, письмо наука делать дырки в пустоте)."

За бессрочностью убитых суток - месть самовоскресения из ничего - вот что такое письмо.

- Друг мой, - мягко сказал мне архивариус библиотеки мсье Ката-фатик (или Катафалк?). - От вашего стремления быть никем за километр несет гордыней. Быть никем и всем - одно и то же: ядовитой колючкой ли, царем небес... Ваше дело смирение.

С каждой мыслью открывается новая вселенная и сгорает с последней буквой. От этих бесконечных пожаров усиливается зрение вдаль, единственный положительный результат мирового процесса.

Люди хотят избавиться от этого, сохраняя при этом характер, привычки... какое заблуждение! Характер и есть собачья цепь, на которую сам себя посадил и охраняешь общественный порядок внутри себя (заодно и внешний, т.е. выгоден обществу).

Нам тяжко даже на время приоткрывать свои привычки-клады. Что говорить, когда предлагают сжечь их вмиг, выбросить вон, как не было (отречение, жертва).

Некий парадокс: психический гигантизм бросает душу под колпак. Макроцефал спит в крошечном яйце, как зародыш в утробе. Гигантомания сопровождается фундаментальным тайным страхом перед открытым пространством. Этот гигант машет руками только под яичной скорлупой статуса.

Чувство своего минимума во вселенной, миросозерцание космической соринки открывает перспективу беспредельности.

Люди тянутся к лифтам, домам, к закрытым системам и логичным доктринам, к инфантильным мифам и масс-форумам исключительно из страха перед беспредельностью. Гигантомания сопровождается ксенофобией, крестофобией... Т.е. все фобии современности, включая смертный страх и эротические неврозы, вызваны болезнью замкнутости души, феноменом, пестуемым уже два тысячелетия под действием греко-римской культуры (прошедшей под знаком закрытости центров).

Смирившись с неизбежным, Трюс с охотой стал посещать инквизиторскую. Ведь в качестве инопланетянина он получил веское преимущество перед прочими обитателями тюрьмы-пустыни, сразу попав в камеру Смертников. Коренные сан-йоханцы должны были прежде подолгу мытарствовать в камерах низшего порядка: дворовой, предназначенной для толпы, и парфюмерной - средоточии поэтов, буржуа, психопатов. Инквизиторская обозначала третью и последнюю ступень движения души на пути к совершенствованию: здесь внушалось чувство жертвы и складывался тип святого.