Дневники св. Николая Японского. Том III - [49]

10/22 июня 1895. Суббота.

Сегодня начаты экзамены в Семинарии и Катихизаторском и Причетническом училищах; писали сочинение.

В десять часов утра отправился на Цукидзи к Bishop’y McKim’y. Предварительно говорил, чтобы полицейский для охраны не следовал за мной, нет–де никакой опасности; но из полицейского ведомства прислали сказать: «Никак нельзя — им строго приказано охранять — не могут не следовать»; и следовал полицейский, переодетый в партикулярное платье, в дзинрикися. — У McKim’a узнал, к сожалению, что Преосвященный Николай собирается, по болезни, в Россию. Какая там болезнь! По карточке, которую он прислал мне в прошлом году, — молодой, полный, цветущий; должно быть, надолго в Америке трудно служить; дома вольготней; мало нужды, что дело Божие настоятельно требует присутствия молодого, энергичного пастыря в Америке! Если так, то Господь с ним! Господь пошлет кого–нибудь еще лучшего на ниву Свою в Америке. Тем не менее я отдал письмо, адресованное Преосвященному Николаю, McKim’y; быть может, еще застанет его в Америке. Письмо я показал McKim’y и перевел содержание его; там был также Reverend Francis, который также поедет в Америку присутствовать в Синоде. Сколько настаивал, чтобы оба приняли близко к сердцу это дело — «соединение Церквей», и потрудились в пользу его и в Синоде, и всегда. Но оба, кажется, хладнокровно относятся к предмету; в рассуждения не пускались и больше слушали и поддакивали. Синод будет в октябре; до того времени McKim может написать мне, если не застанет Преосвященного Николая в Америке, — и я могу написать по–русски письмо к Bishop’y Hale, если сочтет то нужным McKim.

Вызвался потом McKim показать мне свою миссийскую библиотеку и Духовную Семинарию и повел в другой дом, чрез улицу. Дом очень красивый; библиотека небольшая, только английская; классные комнаты чистенькие; учащихся мы застали мало, только в двух классах, из которых в одном у учителя было всего два ученика. Преподается, между прочим, греческий язык; преподает Francis, отлично пишущий по–гречески, как являла исписанная им классная доска. Курс — четырехгодичный, а преподаются три иностранных языка — английский, греческий и китайский; значит, богословских предметов мало, или проходятся поверхностно, потому что и светские же науки еще есть, — я застал класс гражданской истории в одной комнате. Когда осматривали библиотеку, McKim подарил мне книг его перевода на японский и одну английскую. В библиотеке его кабинет, где он занимается, и в нем над камином великолепно отпечатанное на пергаменте свидетельство о поставлении его Епископом «Jeddo», за подписью и шестью печатями поставляющих его епископов.

Священников мало. Почти каждую неделю телеграммами требуют в провинции приобщать или хоронить; а священники в разъезде по другим местам своих приходов; и приходится взамен посылать незнакомого христианам кого–нибудь из соборных священников — почти всегда о. Романа Циба, нынешнего инспектора Семинарии. И сегодня он должен будет отправиться в Касака, в Симооса, хоронить отца ученика Семинарии Афонасия Судзуки; сын вытребован домой тремя днями раньше.

В три часа сегодня в Imperial Hotel давал концерт пьянист Ко[?]йский, поляк, европейская знаменитость, — восьмидесятилетний ныне, лысый, седой, но бодрый, и вот до края света разъезжающий концертировать.

О. Сергий был на концерте и говорил, что последнюю пьесою было — «Пробуждение льва», собственное его сочинение, и лев кто же? Польша, по объяснению Рафаила Густавовича Кёбера, сидевшего рядом с о. Сергием. Не лучше ли было бы озаглавить: «Возня кошки?». Пел, между прочим, Куденфдорф, австрийский посланник. О. Сергий говорит, что голос прелестный и поет превосходно, но корчит такие рожи, что невозможно без смеха смотреть; любители пения слушают его, обыкновенно, отвернувшись в сторону.

В десятом часу вечера заявился Василий Сайто, бежавший из Семинарии на войну в Китай; бежал скверно, не заявивши о себе ничуть, так что мы тревожились несколько дней, не упал ли в колодезь или что подобное; уже спустя долго узнали, что был подговорен какими–то приятелями на подвиги патриотизма. Теперь с диаконом Павлом Такахаси, земляком, явился; я не принял.

11/23 июня 1895. Вторник.

(тема для спасения католиков)

(написано на полях)

Католики дают цену добрым делам пред Богом. Но разве добрые дела, как некое сокровище, человек понесет на плечах за гроб? Нет, он не понесет ничего, кроме собственной души. Наги все предстаем пред Господом. Что это значит? А вот что. Я трудился в Японии, хоть и плохо, все же трудился тридцать пять лет; умер сегодня — что будет явлено завтра на суде Божием? Явлено будет, нажил ли я смирение или гордость; если последнее, если то, что по поводу моего пребывания здесь некоторые нашли путь спасения, послужило к воспитанию моего самомнения, — то Япония, значит, не только не послужила мне самому во спасение, но, напротив, погубила меня. Иуда был Апостол и спас, вероятно, многих, — но это послужило ему к тягчайшему осуждению, когда он предстал пред судом Божием своею нагою душою — такою, как она значится в Евангелии.