Дневники «Отечества» - [34]

Все устремления, помыслы лидеров большевистской партии были ориентированы на революцию как ближайшую цель. Строительство же социалистического общества виделось как некая туманная еще, хотя и реальная в теоретических трактатах Ленина цель. Но сначала революция, захват власти, а уже потом будем думать, что же нам с этой властью делать. «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» Согласно этой формуле идеал социализма виделся в некой перспективе. Опыта общенародного строительства государства нового типа не было. Впрочем, и сама революция, как начальный этап этого строительства, была разрушительной, хотя и учредительно-организационной.

Но вот вспыхнула гражданская война, которая вовсе не была безальтернативной, зачастую она инсценировалась неумелыми действиями комиссаров, того же Сталина, плохо знавшего подводные течения тогдашней народной жизни, сказывалась прежняя консперативность образа жизни большевиков, их лидеров. Война эта неумолимо привела к военному коммунизму с его железной дисциплиной, продразверсткой, расстрелами всех и всяческих «контриков», в число которых попадали и сотни тысяч ни в чем не повинных людей. Но… лес рубят — щепки летят.

Едва Советская власть отбила атаки с «четырнадцати разных сторон», кстати, в это число включались и прибалтийские, и закавказские буржуазные режимы, Ленин нашел выход из острейшего экономического и социального кризиса в новой экономической политике, просуществовавшей до 1927 года.

Почему Сталин вернулся к военному коммунизму, нарядив его, конечно, в иные идеологические одежды? Ведь нужды в тех методах, от которых партия по предложению Ленина отказалась после гражданской войны, не было никакой…

Будучи только администратором, Сталин, как я уже говорил, не был способен создавать новые творческие методы. Вождь не сумел даже развить то, что предложил Ленин, правда, успев сделать это лишь в конспективной форме. Сталину представлялось более разумным вернуться к старым, наработанным им лично методам, в чем он тоже не был оригинален, ибо беззастенчиво повторил азы идей, предлагаемых до того «рабочей оппозицией» и Троцким.

Сталин как личность формировался, в числе большинства партийных работников, в старое застойное время российской государственной бюрократии. Всякая же партия, долгое время находящаяся в подполье, уже после выхода из него сохраняет в собственной среде дух сектантства, психологию «партийного братства», которая накладывает отпечаток на методы действия самих членов такого братства. А методы эти далеки, увы, от демократических! Они жестко регламентированы, исключают дискуссионные способы вынесения каких-либо решений.

Вот для этого руководящего слоя, старой партийной гвардии, ветеранов движения переход от восстановления разрушенной за годы войны экономики к индустриализации означал воплощение так долго ожидаемого идеала, он мерещился им в сибирских ссылках, на берегах туманного Альбиона, в классах Лонжюмо, в демократической на буржуазный манер Женеве. Желанная победа была совсем рядом.

В первые годы после революции среди членов партии широко распространилось утопическое воззрение на будущее социалистическое общество. Многие полагали, что достаточно экспроприировать заводы у капиталистов и землю у помещиков, расстрелять саботажников, уничтожить кулака в деревне и спекулянтов в городе, и у людей с новым сознанием, а внедрить его в головы — вопрос пропагандистской техники, возникает естественное желание трудиться во имя великой цели. Не понадобится даже механизм принудительной регуляции производственных отношений.

Но и те зачаточные воззрения по поводу модели будущего социалистического общества у российских социал-демократов произрастали из почвы утопических экспериментов западноевропейских предтечей — Фурье, Оуэна, Сен-Симона. Последние в свою очередь питались идеями Джована Доменико Кампанеллы, в монашестве принявшего в честь Фомы Аквинского имя Томмазо. А создатель Города Солнца, ставшего апофеозом идей «казарменного социализма», прекрасно знал сочинения Платона, считавшего образцом для подражания рабовладельческое государство. Кампанелла разделял и позиции уравнительного коммунизма, выработанные плебейским движением средневековья и раннехристианскими общинами, духовно сопрягался творец соляриев и со своим предшественником и тезкой Томасом Мором, автором знаменитой «Утопии», давшей имя череде прекраснодушных мечтаний. Скольким революционерам, возжелавшим огнем и мечом принести человечеству счастье, вскружили голову эти утопии! Когда же люди наконец поймут, что счастье не декретируют, не навязывают сверху… Ведь сами же пели: «Никто не даст нам избавленья — ни бог, ни царь и ни герой…» Пели и по-дикарски обожествляли тирана, который не был отнюдь героем.

Впрочем, и в работе Ленина «Три источника и три составные части марксизма» прямо указывается, что одной из составляющих триады следует числить ошибочные, как стало ныне очевидным, взгляды французских социал-утопистов.

…Гражданская война выдвинула множество новых лидеров второго, массового партийного эшелона. Они пришли к руководству не только из рабочих и крестьян, но зачастую из мелкобуржуазного слоя,