Дневники «Отечества» - [35]
Но это был мощный и эмоциональный пресс нетерпения, противостоять которому мог разве что Ленин. Этот обширный слой инфантильных в научном смысле революционеров, да и собственного партийного опыта у них было немного, людей, легко поддающихся на ура-революционные призывы, упрямо и неуклонно давил на руководящее ядро партии. В таких условиях удержать страну на верном пути — архитрудное дело. Ленин умел противостоять подобному натиску инфантилистов, сопротивляться «детской болезни левизны» в эпоху Брестского мира, в период перехода к новой экономической политике.
Не мог этого сделать Сталин или не хотел?
Прежде всего не мог, ибо не обладал творческим потенциалом, не был способен на подлинно новое в теории, практике социалистического строительства. Сталин никогда не признавал собственных ошибок, но умело маневрировал между основной партийной массой и коллегами в руководстве, по проблемам коллективизации, например. Старых коммунистов он подкупал уверениями о резких «скачках» в экономике, обещаниями вот-вот преподнести на блюдечке желанный идеал. Для этого вождь не гнушался и статистической эквилибристикой, этот прием стал со временем до пошлости обиходным.
Но пошлость в политике вещь крайне опасная. Она порождает океаны самой обычной человеческой крови. Кровь же одинаково красного цвета, у коммунистов ли, беспартийных…
Когда скачки, как и положено им согласно экономическим законам, провалились и страну потряс страшный голод 1933 года, а в промышленности обнаружился резкий спад производства, Сталин свалил собственную некомпетентность на заговоры внутренних врагов, диверсии, происки агентуры мирового империализма, теоретически обосновав практические массовые репрессии тезисом о неизбежном усилении классовой борьбы.
Отсутствие широкого группового самосознания в обществе, которое не сумело оформиться в двадцатые годы ввиду традиционного дефицита демократических начал в России, привычная авторитарность военного коммунизма способствовали утверждению сталинской модели-каркаса.
Позднее психологическую обстановку военного коммунизма вождь перенес на тридцатые годы. Провозгласив в оправдание завертывания гаек существование опасности реставрации капитализма, Сталин напугал многих партийцев, в сильной степени зараженных весьма роковым вирусом мелкобуржуазного социализма. В других исторических и общественных условиях он сработал в модели национал-социализма.
При этом упор делался на большую степень опасности изнутри, нежели извне. Отсюда повальный психоз подозрительности, массовое доносительство, разгул необоснованных арестов и казней… К возможности выступлений против предлагаемой Сталиным модели коммунисты были морально подготовлены предыдущей борьбой в партии против Троцкого и его сторонников. Поэтому коммунисты, которых увлек Сталин, легко поверили в существование серьезной оппозиции. Иные втайне даже надеялись на внутреннее сопротивление, ибо тогда можно было возложить на него ответственность за просчеты, масштабные неудачи.
Так, откровенно говоря, Сталин и поступил, сначала косвенно, исподволь, а затем после убийства Кирова, совершенно открыто.
Революционное нетерпение левых экстремистов Сталин не только не удержал, но, скорее, поддержал. А затем выхолостил из партии ленинский дух диалектики, подчинил все и вся режиму личной власти и пустил собственный культ, как мерина, впереди себя, определив товарищу Сталину роль «форейтора прогресса». Это был тот случай, когда книжные «форейторы» превращаются в реальных, исторических «ефрейторов», вставших во главе тоталитарных систем.
V
Вернемся в наше время, хотя никому и никогда не следует забывать о сталинской эпохе. Никто не гарантирован от ошибок, но именно диалектический метод позволяет не повторять их, а ведь известно, что человеческий опыт признает ошибкой лишь дважды повторенное неверное действо.
«Русскому человеку, — говорил Н. А. Бердяев в 1919 году, — всегда была присуща тоска по целомудрию, тоска по человеческой целостности, к которой ведет лишь подлинная любовь. Вы не станете отрицать, что это тоска по идеалу… И русский крестьянин, и русский рабочий, и русский интеллигент творили единую культуру, в основе которой были любовь, утоление жажды свободы, идеал. Революция должна двигаться творчеством отдельных личностей, составляющих душу народа. Государство или режим, которые расстреливают поэтов, литераторов, творческих людей обречены на перерождение».
Напомним: говорил это русский мыслитель задолго до того, как Сталин стал генсеком и сосредоточил в руках всю полноту власти. Почему бердяевские слова не взяли на вооружение «Апрель» с «Мемориалом»?
Когда знакомишься с программами патриотических движений и левого, и правого, и центристского толков, то поражает крайняя узость мышления и тех и других «теоретиков». Собственно говоря, теории как таковой у них нет. Есть крикливые лозунги, довольно отчетливо пронизанные жестким каркасом догматизма и метафизики.
