Дневники Химеры - [73]

– Почему вы не пришли на собрание? – вполголоса заговорила она. – Возникло опасение, что вы предали своих соратников.

– Если я предатель, зачем они послали тебя? – взгляд карих глаз скользнул по ее лицу.

– Такова моя роль.

Он дождался, пока проходящий мимо отряд, поприветствовав его, достаточно удалится, и ответил:

– В последний миг меня задержали важные обстоятельства. Покинуть в то время наваба было бы равносильно признанию в заговоре.

– Значит, ваши намерения в силе? Учтите, что вам придется повторить это в присутствии Лондонского Кракена. Вам известно, кто это?

– Наслышан, – с отвращением произнес тот. – Меня предупреждали. Но я сказал, что нет нужды запугивать того, кто играет со смертью каждый день. Я не отступаю.

– Сомнения ваших соратников обоснованы, – будто между прочим заметила Лорин. – Вы многие годы прослужили при вашем владыке и теперь с легкостью отрекаетесь от него.

Джафар резко затормозил и вдавил Лорин в колонну, мимо которой они проходили. Его лицо оказалось так близко, что стали видны красные прожилки на белках глаз.

– Не будь ты их посланницей, я вырвал бы твой язык. Но тогда ты не сможешь передать им следующее: я не предатель, я – воин. И привык сражаться за свой народ против врагов. Моя служба была безупречной. Но если наваб обезумел, его необходимо уничтожить. Как змею, как бешеного пса.

– А он обезумел? – спросила Лорин сдавленно.

Военачальник отпустил ее и двинулся дальше. Когда девушка нагнала его и приноровилась к шагу, Джафар пояснил:

– Я давно заметил, что свет разума меркнет в его голове. Он часто наведывается в гробницу великого Аливарди-хана, своего деда. Говорит, что там сокрыто нечто, что позволит ему завладеть миром, и подарит бессмертие. Если это речи разумного человека – то, должно быть, я заслужил немыслимые наказания.

– А что в той гробнице? – стараясь не выдать заинтересованности, спросила Лорин. – Возможно, сокровищница? Люди часто прячут золото под покровительством мертвецов.

– Никто из тех, кого я знаю, не складывал туда золото, а наваб едва ли сам тайком носит туда по паре кошельков за раз. Абсурд! Я бывал там. Ничего, кроме камня и праха под ним.

Лорин не стала продолжать расспросы. Есть вещи, о которых бессмысленно говорить, их нужно увидеть. Едва заручившись обещанием Джафара подготовить письмо, которое заменит его присутствие на собрании заговорщиков, Лорин как можно скорее покинула дворец. Теперь, отыскав в нише у колодца спрятанную одежду, она оделась в укороченные шаровары, плотно обмотала грудную клетку полотном ткани и сверху надела рубашку. Волосы она спрятала под чалму, а кожу лица, рук и ног натерла влажным срезом зеленого плода грецкого ореха, купленного еще накануне на рынке. Конечно, любой местный житель заподозрил бы обман, но это лучше, чем оказаться белой вороной посреди толпы.

Дождавшись, когда стемнеет, Лорин направилась в мавзолей. Был бы здесь Харди – и строгого выговора ей не избежать. Вольности на задании непростительны. Но ее задание давно переменилось, и лишь ответ из Лондона мог бы как-то прояснить для нее картину происходящего. А узнать, что же скрывает наваб, ставший по словам Джафара безумным, просто необходимо.

К вопросам рождения и смерти во всех народах относятся по-разному, и все же большинство роднит страх. Страх перемен. Его вселяют с самого детства. Однажды Лорин спросила Харди: почему влияя на развитие не одной религии, Созидатели не задались желанием излечить людей от страха смерти. Утратившие близкого человека не скорбели бы, и сколько боли не суждено было бы познать. Но ответ Харди был безжалостен и мудр: «Воин, не боящийся смерти, не защитит народ. Женщина, не страшащаяся за свое чадо, не позаботится о нем должным образом». Страх необходим. И каждый борется с ним по-своему. Одни слепо верят в то, что они не станут куском разложившейся плоти, что их дух покинет оболочку и познает истинное блаженство. Другие ждали, что сумеют сменить одно тело на другое, и стремились заслужить хорошими поступками носителя получше. И многие, очень многие верили, что их телу не все равно, где превращаться в прах. Потому они возводили склепы и мавзолеи, предавали тела огню или земле.

Гробница Аливарди-хана была еще скромна, по сравнению с теми, что успела повидать Лорин. Купола и резные украшения остались снаружи, внутри же помещение было просторным и пустым, казалось холодной обителью смерти. Звук тихих шагов Лорин отражался от стен и грубых широких колонн. Она достала из сумки огниво и подожгла фитиль в подвешенном на цепях светильнике. Собственная тень девушки выросла вмиг до купола: огромная, искаженная угловатыми формами зала, она могла бы показаться неведомым чудищем.

«И что же он прячет?» – Лорин огляделась. На другого атмосфера могилы могла бы нагнать суеверный ужас или печаль, но она испытала радость. Эта, казалось бы, неуместная реакция была вполне естественной. Все то детство, которое она помнила, прошло в подобных стенах. Вопреки распространенному в ордене Созидателей слуху, она росла не во Франции, а в аббатстве Паннонхалма, что в Венгрии. И не барон Дюпон отыскал ее там, а Харди. Однажды он вошел в библиотеку ночью, не заметив девочку, которая скрывалась от наказания на верхней полке стеллажа, раздвинув книги. Откуда Харди было знать, что фреска, почти завершенная художником Давидом Антонио Фосатти, была испорчена несносной девчонкой, которая решила подправить лики святых на свое усмотрение. Ей было всего три года, но ее обещали сурово покарать, когда отыщут. И вот девочка спряталась в своем убежище, и, затаив дыхание, смотрела, как незнакомец, не применяя силы, заставляет отодвинуться часть книжного шкафа и уходит за него. А спустя время мужчина вернулся и оставил библиотеку. Несколько последующих дней девочка потратила на то, чтобы сдвинуть шкаф. Но тот не поддался. Дубовые полки и расставленные на них книги были слишком тяжелы. Она почти оставила свои попытки, хоть часто приходила, чтобы просто посмотреть на дверь, скрытую от нее, в мир, куда ее не пускают.