Дневник, Записки сумасшедшего - [11]

7.00 веч.

18 марта

"Такой чудак – этот Ерофеев. Вечно что-то читает, читает… Пьет охуительно". Николай А.

"Молчит-молчит, целыми сутками молчит, а потом сразу что-то нападет на него, – так и не узнаешь: хохочет, как жеребец, матом ругается, девок щупает. И вечно это свою "Не искушай" поет". Аграфена З.

"А денег ему не давай – это ведь такой пропойца!" Мария С.

"Знаешь что – я сам чудак, много чудаков видел, но такого чудака первый раз встречаю". Анатолий П.

"А что Венька скажет?! Да ничего он не скажет. Опять будет под окном Абрамова петь:

Избавь твою Caг'y от пытки напг'асной! Взгляни еще г'аз на меня, Мой ангел пг'екг'асный!" Александр С. "Ну, уж если Ерофеев скажет что-нибудь такое – так вся абрамовская бригада за пупки хватается". Геннадий С.

"Грамотный человек… О политике так умно рассуждает – его никак и не переспоришь. Не знаю, за что его выгнали из института… За пьянство, наверное". Геннадий С.

"Да-а-а, что пьет, так это пье-о-от". Иван А.

"Черт его знает, что у него на уме. Темный человек… непонятный. Уж из человеческой шкуры хочет вылезти… все у него поперек, все не так…" Анна С.

"Венька, признайся, что ты иностранный агент. Я же вижу". Анна Б.

"А тюрьмы ему не миновать". Владимир А.

20 марта

– Послушай, ну вот что тебе нужно, – ну тебе сейчас девятнадцатый год, предположим. Будет тебе девятнадцать – будешь увиваться за девками. В 26 лет женишься, отработаешь век свой на пользу государства, воспитаешь детей… Ну, и умрешь тихонечко без копейки в кармане. – И неужели ты считаешь это образцовой жизнью? – Ннуу… образцовой – не образцовой, по крайней мере, все так живут. И ты проживешь точно так же. – Извиняюсь, сударыня, если бы я знал, что у меня в перспективах – обычная человеческая жизнь, я бы давно отравился или повесился. – Давно надо бы. – Да, конечно. Однако же я все-таки живу. Ну, а вот ты, Анечка, тебе девятнадцать лет – мне все-таки интересно знать, что у тебя сейчас в голове. – Как это так? Ннну… вот сейчас, например, думаю, скоро ли пять часов, хочу вот себе платье купить, на танцы сегодня пойти. – И все? – Нет, почему… а вообще-то, для какого черта это тебе надо знать? Что это ты экзаменуешь меня, как английский шпион? – О боже мой! Если бы я был английским шпионом, милая, меня бы совсем не интересовал образ мыслей рядовой пролетарской девки. – Так а для чего же тебе это все надо? – Ттак просто… противно мне что-то смотреть на вас, господа пролетарии… Пошло вы все живете… – Э-э-эх… "противно ему смотреть"! да ты бы сначала на себя посмотрел, как ты живешь, ты же как первобытный человек живешь – одеваешься черт знает как, на танцах никогда не бываешь, в кино не ходишь… я бы давно подохла с тоски. – Да, я тебе слишком сочувствую… Остаться тебе одной – значит действительно "подыхать с тоски". По крайней мере, известно, что человек мало-мальски умный, оставшись вне общества, бывает все-таки наедине со своими мыслями. Вам же, госпожа пролетарка, поневоле приходится тяготиться полным одиночеством. – Я ннничего не понимаю, что ты за чепуху порешь… – Ну и слава богу… Мне даже приятно сознавать, что человек со средним образованием не может понять самых простых вещей… – А что ты мне тыкаешь образованием!? Я, может, больше тебя в жизни разбираюсь… И не "может", а точно… – Охотно тебе верю, Аничка… Ты видела гораздо больше меня; можно дожить до семидесяти лет и увидеть еще больше – и в довершение всего вздохнуть: "мда, тяжелая эта жизнь". Да чоррт побери, это все равно что объехать целый свет, накопить громадное количество впечатлений, вернее – иметь возможность их накопить, – и по возвращении сказать только: "мда, а земля все-таки круглая", когда это давно всем известно! – Ну вот, опять ты ерунду понес, ты же совершенно не знаешь ничего, и знать ничего не хочешь… книжками только интересуешься… – Постойте, а чем же вы интересуетесь еще, кроме вот только что перечисленных вещей? – Хотя бы своей жизнью интересуюсь… Сидишь вот без копейки – так поневоле будешь думать о своей жизни… и смеяться над такими вот дураками, которым все равно… – Позвольте, позвольте, Бабенко, – вы жалуетесь на материальную необеспеченность, – и я вам вполне сочувствую – вам необходимо, предположим, заработать десять рублей в день. Чтобы заработать эти деньги, товарищ Бабенко, вам надо ежедневно нагрузить на машину, сгрузить и уложить в штабеля тринадцать тысяч штук кирпичей – это почти 25 тонн! Теперь представьте себе, Бабенко, что десяти рублей вам хватит только на хлеб и соевые бобы. Если вы не хотите разгуливать по столице голой и иметь к тому же катарр желудка, нагрузите 75 тонн… – Э-э-эх… – Постойте, постойте. Вы скажете, товарищ Бабенко, – я не лошадь! Вам ответят таким же тоном – ах! если вы не лошадь, – вкушайте соевые бобы и страдайте катарром желудка! Как видите – все в пределах законности! – Ну, и к чему ты все это? – Гм… минутку терпения! Теперь… у вас, конечно, возникает вопрос: кто же виноват в том, что мне приходится выполнять лошадиную работу – только чтобы обеспечить себя черным хлебом? Ведь, надеюсь, не Абрамов, который получает указания от Зеленова, не Зеленов, который полностью подчиняется Суворову… ну… и так далее… Одним словом, в розысках виновного, вы доберетесь до государственного аппарата. А разве вы имеете что-нибудь против Советской Власти? Вы ведь только сейчас осуждали мою антисоветскость и потому вы совершенно лояльны. Ттта-ак. Но, может быть, вы только внешне боитесь высказываться против Советской Власти, а внутренне вы готовы ее низвергнуть – в таком случае вы, товарищ Бабенко, выражаете идеологию буржуазного класса, ибо, как явствует из статьи Владимира Ильича Ленина "Партийная организация и партийная литература", "тот, кто сегодня идет не с нами, тот против нас"! Вы доверяете Ленину, товарищ Бабенко? – Слишком. – Гм… Прекрасно. Но ведь вы, кажется, не питаете особой любви к буржуазному миру – 5 минут назад вы говорили: "Живешь вот, как в Америке!" Вероятно, ваше мнение об Америке совершенно искреннее. Лев Толстой сказал как-то: "Женщины всегда искренни своим телом"… Вы телом искренни, товарищ Бабенко? – Угу. – Чудненько. Отсюда следует, что вы ни внешне, ни внутренне ничего не имеете против Советской Власти – и все-таки выражаете недовольство своим существованием! Вы без ума от Никиты Хрущева – и тем не менее вам хочется кушать, видите ли! – Шпион… – Вот именно! Далее – вы, вероятно, полагаете, что государство внемлет вашим стенаниям и осыпет вас благодеяниями за ваш непосильный труд… Следует напомнить – руководство нашего треста обращалось с петицией к строительному министерству – однако министерство отказалось повысить расценки! Вам остается только одно – вдохновляться тем, что ваши потомки будут полностью удовлетворять свои потребности. Они возблагодарят вас, товарищ Бабенко! – А мне – срать на потомство. – Гм… Наконец-то слышу "глас пролетария"! Чудненько!.. Чудненько!.. Так – чоррт побери!! – Аничка, – неужели же блекнуть вашим дивным формам?! Плюньте на… – Бро-ось! – Плюньте на слезы и христианское смирение! К вашим услугам – Белорусский вокзал! Взбунтуйтесь против человеческой морали! Ведь убивают же, грабят, валяются в канавах люди! И умные люди! А что же? Ведь и у вас нет другого выхода! Ложитесь в прохладу вокзального сквера, обнажайте свои пышные перси, зазывайте клиентов, чоррт побери! – Перестань… Венька! – "О, кто бы ты ни был, прохожий, пади на грудь мою! Отумань разум мой! Исцелуй меня всю! О, сжимай меня в страстных объятиях"! (Ведь не жрать же мне соевые бобы, в конце концов!) Раствори меня в себе, о прохожий! Я утопаю в… целуй меня! Еще! Еще! Один рубль! Два рубля! Три! Пачка маргарина! Полкило колбасы! Ах! – Ха-ха-ха-ха! Нет, Венька, ты просто гений! Только я не понимаю, почему тебе все – смешно! – То есть, как это – смешно? В материальной необеспеченности я просто не вижу никакой трагедии… Ну, а если для тебя это трагедия, так… – Не понимаю, что ты за человек!