Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [22]

Старший адъютант дивизии, капитан Генерального штаба Шнабель писал полковнику Карцеву под диктовку генерала: «Удивляюсь, почему вы отступаете, когда приказано наоборот».

Я расположился отдельно от штаба, вместе с Шнабелем и Эдлундом, которые были приглашены обедать у генерала. Казак вестовой мне зажарил шашлык из поросенка; Эдлунд, пообедавши у генерала, основательно принялся за поросенка, точно он ничего не ел с утра.

Явился Карцев и доложил, что он не только не отступал, но занял своим отрядом позицию впереди Сыгоулина.

Сотни нашего полка, которыми я должен был командовать, были отосланы Карцевым в Цзянчан с транспортом кружным путем — Фанцзяпуцзы — Сяосырь — Цзянчан. Эту колонну повел есаул князь Арсений Карагеоргиевич, вернувшийся из отдаленной разведки в тылу у неприятеля.

Нас очень огорчило полученное сейчас донесение о неожиданном нападении японцев на отряд генерала

Любавина на малом Фыншуйлинском перевале. Подробности дела следующие: генерал Любавин прибыл со своим отрядом на вершину перевала вчера в два часа дня и расположился там биваком, спросив предварительно у графа Комаровского, стоявшего там с сотней на аванпостах, близок ли неприятель; на это Комаровский ответил, что неприятеля вблизи нет, и что он ручается за безопасность отряда. Были разбиты коновязи, вьюки сняты, казаки стали варить у костров, а офицеры принялись за чай; они сидели у кумирни с кружками в руках, как вдруг раздались с высоты сопок залпы и затем пальба пачками[47]. Сейчас же были ранены подполковник Бабочкин в руку легко, доктор Архангельский сквозной раной в ногу, убито шесть казаков, ранено двадцать три, более тридцати лошадей было убито и пристрелено. Пальба продолжалась около получаса с трех мест на сопках. Паника была всеобщая. Казаки вскакивали на неоседланных лошадей и бросались наутек вниз под гору. Один генерал Любавин сел на коня совершенно спокойно и старался ввести какой-нибудь порядок. Доктор Архангельский, перевязав себе рану, принялся за перевязку других. Есаул Шульженко с саперной командой бросился вверх на сопку на ура, но когда они добрались до вершины, никого там не оказалось: неприятель успел скрыться.

1-я и 2-я сотни Нерчинского полка, подходившие к отряду во время этого нападения, продвинулись вперед, через перевал, но неприятеля тоже не видели. Весь отряд отошел назад, побросав много вьюков и офицерских вещей. Вернувшиеся саперы сказали, что по гребню сопок были проложены тропы, срублены сучья и устроены перила; видно, что засада была подготовлена заблаговременно; предполагали, что нападение было произведено небольшим разведочным отрядом, который имел в виду только нашу передовую сотню, прибытие же на бивак в это место целого отряда было неожиданно для японцев и послужило более внушительному погрому, после которого японцы по незнакомым нам горным тропам исчезли бесследно.

Когда казаки успокоились и убедились, что неприятель удалился, отряд вернулся на перевал. Брошенных там вещей не было найдено; предполагалось, что китайцы растаскали все и унесли в горы, но было подозрение, что казаки тоже немало подобрали из приглядевшихся им офицерских вещей. Из двух мешков с консервами, сданных мною в полковой обоз, один пропал; все же, что было на руках у Пепино, в целости. Он подобрал все, что было снято с вьюков, навьючил опять и вместе с оставшимся при вещах вестовым пустился в обратный путь, преследуемый пулями. Он говорил потом, что ему было очень страшно и он торопился уйти возможно скорее из-под выстрелов, но что китайцы испугались больше его, бежали без оглядки и визжали, как будто их резали. Любопытно, что когда я договаривал его ехать на войну, он опасался, как бы японцы не подстрелили его или не взяли в плен; на это я возразил, что, кроме кухонного огня, он другого не увидит; оказалось же, что он был в настоящем огне раньше меня и держал себя лучше многих военных денщиков и вестовых, побросавших вещи своих господ.

20 мая. Наступление началось в 4 часа утра. На Сыгоулинском перевале мы обогнали 23-й полк и семь горных орудий. Торопили войска, спешили сами, и что же — все оказалось напрасным: получено донесение, что Саймацзы оставлено японцами и было занято шестью батальонами при шестнадцати орудиях отряда графа Келлера. Мы двинулись вперед переменными аллюрами и прибыли в Саймацзы в половине девятого. Келлера уже там не было, он спешил назад в Ляншангуан по приказанию командующего армией. Я не знал, что генерал Ренненкампф поехал за Келлером и нагнал его; я бы непременно отпросился ехать тоже, очень жалел, что мы были так близко один от другого, и не удалось повидаться. Я узнал стороною, что Келлер просил генерала Ренненкампфа передать мне привет, но генерал не сказал мне ни слова.

Дождь, довольно сильный с утра, стал слабеть. Я занял прежнюю фанзу, хотя она была неприглядна, зато я в ней был один.

Я хотел купить казачье седло, полагая, что седла убитых казаков, как и все их имущество, будет продаваться с аукциона, как мы то практиковали в донских полках во время турецкой войны, но все седла с убитых лошадей были в Нерчинском полку сожжены.