Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [24]

Вечером сотенные командиры были вызваны в штаб дивизии для составления списков, представленных к награждению Знаками отличия Военного ордена[49].

Все голодали; у меня, кроме консервов, был рис, мука для печения лепешек, заменяющих хлеб, и немного сахару. Я по очереди приглашал товарищей к себе обедать, но спиртных напитков не было ни у меня, ни у кого в отряде. Иногда с транспортом получался коньяк, но его хватало не более, как на одни сутки. Хранил я, как зеницу ока, маленькую фляжку коньяку 1810 г. и склянку с каким-то укрепляющим средством чудотворного действия. К сожалению, я не помню, ни кто его мне дал, ни как оно называлось, так как не было этикета. Фуражиры объехали верст тридцать кругом и нашли только кукурузу, не хватавшую на половину всех лошадей.

22 мая. Парад по случаю раздачи нижним чинам Знаков отличия Военного ордена. Был чудный солнечный день — редкое явление в это время года. После короткой, но дельной речи генерал прочел перед собравшимися впереди удостоенными наград кавалерами поименной список и лично прикалывал каждому крест на груди. На правом фланге стоял мой кунак Шахтиев. Когда окончилась раздача крестов, отряд взял «на караул» и вслед за генералом прокричал «ура» государю, государыням, генералу Куропаткину и новым георгиевским кавалерам.

После церемониального марша похоронили убитого вчера бурята рядом с могилами других убитых казаков.

Австрийский агент уехал; он торопился убраться из отряда, начальник которого водил его слишком часто под выстрелы.

Израсходовав все свои деньги, я просил командующего полком выдать мне следуемое жалованье. Он сказал, что жалованье он выдать не может, потому что полк был все время в походе, канцелярия с делопроизводителем и всеми делами была в обозе в Фанзяпуцзах, что ни офицерам, ни нижним чинам жалованье не уплачивалось за три месяца, и что в Китайскую кампанию жалованье не выдавалось за еще более продолжительное время. На это я ответил, что турки вовсе не уплачивают жалованье, предоставляя войскам добывать средства по своему усмотрению, но из этого не следует, чтобы мы с них брали пример. Выручил меня заведующий хозяйством Заботкин и приказал казначею мне выдать все, что следовало по расчету.

Заботкин и подъесаул Филиппов уехали в Ляоян за транспортом; первый, кроме того, хотел залечить рану, полученную 18 мая у Малого Фыншуйлина.

Познакомился с есаулом Аргунского казачьего полка князем Карагеоргиевичем; он маленький, коренастый, живой, бегло говорит по-русски, с легким экзотическим акцентом. Он рассказывал красно и забавно про свои похождения во время разведки. У него проницательный ум и та смелость, которою обладали кондотьеры бесконечных войн XVII и XVIII столетий — смелость и отвага наемных авантюристов, а не та, что мы видим у наших офицеров и солдат, идущих на смерть, может быть, неохотно, но с какою-то покорностью судьбе; те же умирать не хотели, напротив, они хотели жить и жить вовсю, а готовы были рискнуть ценою жизни только за славу и богатую добычу.

Получено известие о смерти бывшего конногвардейца хорунжего Зиновьева, загадочно убитого во время рекогносцировки. Это третий офицер конной гвардии, выбывший из строя: первый был Соловьев, умерший сумасшедшим, второй — фон Валь, раненый и взятый в плен.

23 мая. Узнав, что мы останемся в Саймацзы еще два или три дня, я просил генерала отпустить меня в Ляншангуан, чтобы получить две лошади, прибывшие из России вместе с лошадьми Келлера. Генерал согласился и сказал, что он поручает мне осветить местность между Саймацзы и Ляншангуаном.

С разъездом из пяти казаков 6-й сотни и моим вестовым Иваном Макаровым я выступил в 9 часов утра. Около 5 верст мы спускались на юг по долине Бадаохэ, затем свернули на запад и шли по сопкам по довольно сносной дороге, где сохранились еще следы прохода артиллерии отряда графа Келлера во время движения на Саймацзы 18 мая. Вблизи одной китайской деревни паслась в поле белая лошадь, казаки издали признали ее за казачью, и, с моего разрешения, один из дозорных поехал осмотреть ее. Оказалось, действительно, строевая лошадь, но более для службы не годная. Она была совсем без ног. Легко раненных после боя или выбившихся из сил на походе лошадей иногда бросали, и они доставались китайцам. В одном месте на горах паслось 9 коров, в деревнях кричали куры, через дорогу перебегали гуси, а на воде плавали утки. Это зрелище было так удивительно, так редко, что мы глядели на него с любопытством и вожделением. Теперь нам некогда было заниматься фуражировкой, но, вернувшись в Саймацзы, будем знать, куда ехать за продовольствием. Мои казаки говорили, что когда они стояли здесь по соседству, не видно было нигде ни птицы, ни скота. Очевидно, местность далеко кругом освободилась от русских, но нет ли поблизости японцев или хунхузов? «Ипэн мэю», — отвечали жители на наши вопросы — «японцев нет». Правда ли это?

У деревни Сунцзяфа, где мы гостили не так давно у командира 6-й сотни князя Джандиери, встретился нам разъезд конных охотников 11-го стрелкового полка. Я предупредил казаков, что если хунхузы открыли бы по нас огонь, мы отвечать не будем, а прибавим только ходу, чтобы проскочить вперед, не теряя времени. В половине третьего остановились на привал у деревни Айцзяпуцзя. На требование фуража получили ответ «мэю», пришлось разыскивать самим. Когда нашелся гаолян и чумиза, я заплатил хозяину запрошенные им два рубля трехрублевой бумажкой и получил сдачи русскую рублевую кредитку. Напившись чаю и закусивши, через час отправились дальше к перевалу Фыншуйлину, это самый южный, третий Фыншуйлин. Издали мы видели на вершине перевала трех человек, — наши ли это или хунхузы, мы могли узнать, только подойдя ближе. Думается, однако, что наши: хунхузы, вероятно, не стояли бы на виду. В половине пятого выбрались на перевал. Там был пост из трех стрелков 11-го полка, они составляли всю охрану этого прохода. К шести часам мы поднялись на вторую вершину того же Фыншуйлина, где совсем не было сторожевых постов. Мы спустились по хорошей и пологой дороге в узкую долину, в конце которой, верстах в пяти от перевала, был расположен биваком большой передовой отряд, батальонов пять или шесть с артиллерией. Отсюда долина сворачивала вправо. Нам передали солдаты, что до Ляншангуана, где расположены штаб Восточного отряда и главные силы, не более шести верст. На биваке царило большое оживление, у маркитанта толпились солдаты, около офицерских палаток играла музыка, песенники пели в разных местах. Везде был порядок: дороги разделаны прекрасно, со сточными канавами по бокам; устроены прочные мосты с перилами, вероятно, работы саперов; часовые и дневальные перекликались на линии.