Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [106]

Хотел я послать еще раз к генералу Самсонову и просить его скорее выслать нам орудия, но в это время подъехал ординарец от генерала Мищенко, вольноопределяющийся барон Вольф, и передал мне устное приказание генерала бросить японцев и присоединиться к отряду; орудиям же, направленным ко мне, было приказано вернуться назад.

Я поручил барону Вольфу передать генералу, что я вынужден ослушаться его приказания, так как на ханшинном заводе, который мы собирались атаковать, был оставлен тяжелораненый или убитый офицер — лейтенант Бюртэн. Я добавил, что буду ждать здесь нового приказания или подтверждения прежнего.

Вскоре после отъезда Вольфа я получил предписание командира полка присоединиться к полку. Так как Левенгофу было известно из моего донесения о судьбе Бюртэна, то мне оставалось только подчиниться, так как он брал на свою ответственность дальнейшее ведение дела.

Я отпустил читинцев, от души сожалея, что нам не удалось покончить с японцами, пока еще было светло. Теперь уже начинало темнеть, и артиллерии пришлось бы действовать наугад.

У нас была только одна пара конных носилок; я приказал Лоншакову назначить казаков для несения раненых и установить цепочку с уходившими читинцами, так как у нас никто не знал, где находится отряд, не знали мы также, где был наш полк. Мы провозились здесь с японцами не менее трех часов, и все колонны нас давно обогнали, уходя на юг. Стояли мы около маленькой фанзы среди гаолянового поля, вблизи не было видно дорог. Здесь мы были защищены от выстрелов с ханшинного завода небольшой складкой местности, но вместе с тем мы были настолько близко от него, что могли следить за неприятелем, если бы он попытался выйти из укрытия.

Полусотня 1-й сотни тоже ушла в цепочку, и я двинулся за нею с другою полусотнею, с тяжелым чувством оставляя позади себя убитого, а может быть, еще живого офицера и безнаказанных японцев.

Только что мы тронулись с места, подъехал ко мне урядник барон Вольф и сказал, что генерал Мищенко приказал передать под команду полковника Левенгофа из колонны генерала Самсонова Нежинский драгунский полк и поршневую батарею, чтобы выбить японцев из ханшинного завода и вынести тело Бюртэна, во что бы то ни стало. Батарее было приказано обстреливать завод с возможно близкой дистанции, шагов на четыреста, и затем штурмовать его нашему полку, так как это было для нас дело чести.

В это время подошла колонна с генералом Самсоновым во главе; он позвал меня и сказал, что деревня, где было оставлено тело Бюртэна, была им обстреляна, и затем он прошел через нее насквозь всею колонною, не видя ни одного японца. Он предложил мне ехать туда с теми частями Верхнеудинского полка, которые были под моим начальством, и подобрать тело Бюртена.

Когда я собирался ехать туда с оставшейся у меня полусотней, прибыл сотник Шатилов и сказал, что он был сейчас у ханшинного завода с разведочной полусотней, что его обстреляли японцы, не покидавшие завода. Здесь было очевидно недоразумение: генерал Самсонов, вероятно, обстреливал и прошел потом через деревню Уцзятуй, предполагая, что Бюртэн был убит там. Некоторые офицеры говорили, что они видели раненого офицера Верхнеудинского полка, которого отвозили в Красный Крест на двуколке, — они думали, что это был Бюртэн. Если они не ошиблись, то незачем было жертвовать жизнью многих других за поисками его тела.

Полагая, что в распоряжении полковника Левенгофа был Верхнеудинский полк, в полном составе, генерал Самсонов решил дать ему только два эскадрона Нежинского драгунского полка и два орудия поршневой батареи. Генерал, кажется, не верил, что на ханшинном заводе остались японцы в том составе, в каком они были раньше, т. е. около двух рот и полуэскадрона, — но им некуда было уйти: они были окружены нами почти кольцом, а немного далее проходили наши колонны, имея дозорных, раскинутых в разные стороны.

Я отправился на поиски командира полка, — было уже совсем темно. Мы встретились верстах в двух к востоку от ханшинного завода; при нем была только одна сотня, что с моею полусотнею составляло всего около ста двадцати казаков, а в пешем строю — не более восьмидесяти винтовок.

Прибыли два эскадрона нежинских драгун под командою полковника Ванновского и взвод поршневой батареи.

Несмотря на приказание генерала Мищенко стрелять орудиям возможно ближе, чтобы совершенно разорить постройки и тем заставить неприятеля бежать, взвод стал на позицию на расстоянии свыше двух тысяч шагов от цели. К этому времени спустился густой туман, скрывший деревню и даже окружающие ее высокие деревья.

Командир взвода говорил нам, что поршневые орудия имели то преимущество перед полевыми, что они могли зажечь деревянные здания. Однако пальба началась, но ничто не загоралось, хотя во всех деревнях имелись большие склады гаоляна, воспламеняющегося очень легко. Куда попадали наши снаряды, сам Бог не ведал.

Если бы загорелись фанзы, мы могли бы исполнить свою задачу со значительно меньшими потерями. Но, видно, нам никакой помощи от артиллерии ожидать нельзя. Левенгоф решился перейти в наступление немедля, — было уже одиннадцать часов вечера.