Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [105]

Не доезжая деревни, навстречу нам прискакал оттуда командир 3-й сотни подъесаул Чеславский и просил командира полка скорее выслать вперед сотни, чтобы охватить убегавших японцев, которых было не более шестидесяти человек. Видно было, что у Чеславского разыгралась охотничья страсть, — он боялся, чтобы не ушла от нас верная добыча, и уверял, что японцы непременно сдадутся, если их окружат со всех сторон. Все заразились его примером. Конные охотники спешились и выбили японцев из деревни; они стали перебегать в небольшую деревушку среди сада, в версте к югу от деревни Уцзятуй — это был ханшинный завод Сандакан (три фанзы). 2-я и часть 3-й сотни взяли вправо. Командир полка с 6-й сотней стал у левой околицы деревни, выслав для охвата японцев с тыла 1-ю и 5-ю сотни. Они пошли на рысях и на высоте ханшинного завода построились лавою, фронтом к нему.

Японцы продолжали перебегать из одной деревни в другую, все время отстреливаясь, — пули залетали тоже к нам.

Если бы сотни не были высланы в обход, они могли бы успешно атаковать отсюда бегущих в чистом поле.

Действия этих сотен показались командиру полка нерешительными, и он приказал мне принять над ними начальство. Я поскакал к ним с трубачом.

Момент для атаки был пропущен, так как японцы успели уже сосредоточиться в деревне Сандакан. Я намеревался атаковать ее с востока и юга длинною цепью лавы и не тут, то там ворваться в деревню, но руководить лавою нелегко: нужно свыкнуться с нею, спеться так, чтобы каждый казак понимал по знаку, что от него требуется.

Лава донцов и кавказских казаков, которыми я командовал в прежние годы, была послушна и творила чудеса в руках опытного начальника: она угрожала неприятелю со всех сторон, дразнила его, не пропуская случая напасть на слабые его части, и сама была неуязвима. Лава, отступавшая перед противником, во много раз превосходящим ее силою, уворачивалась от прямого нападения, увлекала его, — куда ей было выгодно, заставляла подчиняться своей воле, задерживала его или наводила на наши батареи и укрепленные позиции.

Не то было здесь — я подавал сигналы, охрип от крику, но меня не слышали или не понимали. Может быть, забайкалец Ловцов сумел бы увлечь своих сородичей, но мне это не удалось.

Лавы нерешительно подвигались вперед и, встреченные огнем неприятеля, медленно отступали, тогда как нужен был бы порывистый, стихийный налет, который устрашил бы врага и заставил бы его положить оружие. Начальник может передать подчиненным такое душевное настроение, когда он находится с ними в близком соприкосновении, но какое может быть общение с цепью, растянутою на целую версту?

Боясь, чтобы японцы не ушли незаметно, я приказал командиру 1-й сотни есаулу Шестакову податься влево и атаковать их, если бы они пытались пробраться в следующую деревню. 5-я сотня пододвинулась тоже, чтобы не упустить неприятеля.

В это время слева пошла в атаку на деревню с гиком разведочная полусотня Шатилова. Чтобы поддержать ее, я приказал Лоншакову идти в атаку с фронта и поскакал к 1-й сотне, чтобы передать то же приказание.

Пока 1-я сотня замешкалась, 5-я уже отступала, потеряв несколько человек ранеными. Не удалась также лихая атака полусотни Шатилова, хотя она проникла в самую деревню.

Мне было дано знать, что лейтенант Бюртэн, атаковавший японцев со 2-й сотней левее разведчиков, был тяжело ранен и оставлен на месте, так как под сильным неприятельским огнем не оказалось возможности его вынести; у командира сотни подъесаула Коптева была подбита лошадь, и он едва выбрался из деревни, преследуемый ожесточенными выстрелами противника.

Чтобы вынести Бюртэна или его тело, если он был убит, я решил атаковать Сандакан в пешем строю, так как при атаке лавою выяснилось, что впереди деревни был широкий ров. Обеим сотням было приказано спешиться и перейти в наступление, останавливаясь, где местность давала какое-нибудь укрытие, чтобы обстрелять неприятеля. Одновременно я послал командиру полка донесение, что я спешил сотни и атакую деревню с юга и прошу его поддержать мою атаку.

Пока я писал это донесение, сзади нас, казалось недалеко, послышался грохот колес артиллерии на мерзлой земле. Я задержал наступление сотен и послал урядника к начальнику колонны просить подкрепления и два орудия, чтобы покончить с японцами, которых мы окружили.

Скоро вернулся урядник, и с ним вместе подошли четыре сотни Читинского полка под командою войскового старшины Перфильева. Он передал мне, что был прислан генералом Самсоновым в мое распоряжение и что сейчас прибудет взвод поршневой батареи. В это время раздалась орудийная пальба восточнее деревни Уцзятуй — снаряды стали рваться, перелетая Сандакан и только немногие над ним, не причинив никакого вреда постройкам. После пятнадцати или более выпущенных безрезультатно снарядов пальба прекратилась.

Мы не знали, кто там стрелял, — в этом направлении должна была проходить колонна Телешова. Если же огонь был открыт взводом, назначенным подготовить нашу атаку, то это была напрасная потеря времени и снарядов, потому что оттуда не были видны фанзы, которые следовало разрушать, чтобы выбить из них неприятеля, да притом расстояние до деревни было слишком велико, чтобы можно было следить за действием снарядов.