Дневник войны - [7]
В Ленинграде пока еще не чувствуется радикального улучшения. Питание остается не лучше февральского. За март пока выдали: крупы — 900 гр., мяса — 900 гр., масла — 400 гр., сахара — 600 гр. Хлеба по-прежнему на 1-ю категорию дают 500 гр.
Бытовые условия также пока не изменились: по-прежнему нет света, не идут трамваи, нет воды и канализации. Ожидается с 1 апреля пуск трамвая — ждем!
До 1 апреля, а может и дольше продержу стариков в больнице. К счастью, оба они довольно легко перенесли колит, получив сразу же сульфидин. Колиты при дистрофии ужасны — профузны, зловонны и как правило кончаются смертельно. Хочу сберечь стариков до лучших дней и дождаться встречи со всеми близкими. Теперь уже хочу дождаться встречи здесь, в Ленинграде. Может быть и недалек час, когда мы снова за круглым столом на Марата сойдемся всей семьей и при ярком свете и в тепле будем вспоминать эти дни… И все же эта радость уже отравлена — не будет среди нас милого и родного лица Яшуньки, не услышим его спокойной и уверенной речи, опустеет его уютная квартирка на Дмитровском. Никогда уже мы его больше не увидим!.. Горечь этой утраты все не остывает! Цилюточка уже наверно узнала о своем горе. Как она перенесет его, как вырастит Люленьку? Сделаю все, чтобы заменить ей отца!
Жизнь в клинике по-прежнему омерзительна, грязна и мрачна. Все так же холодно, зловонно и завшивлено. И тем не менее продолжаем оперировать. 8 марта делал большую лапаротомию — спаечный илеус, оперировал в 4-й палате, в присутствии десятка больных. Неделю все шло хорошо, а на девятый день инфаркт легкого, тяжелая пневмония и смерть — больному было 62 года. Прошло несколько ущемленных грыж, много флегмон, переломов.
Ждем смены главного врача, преступно развалившего больницу. Под его «покровительством» четыре раза разворовывали продуктовую кладовую, разрушена вся отопительная система, водопровод, прачечная — развалено все хозяйство больницы. Немало труда понадобится для восстановления всего этого. Но может быть с теплом все станет лучше. Станет ли лучше?!
Снова холодно. Сижу у окна в 3-м хирургическом отделении — перед глазами хирургический корпус с разбитыми стеклами, голые деревья. Метет! Обильный снегопад с ветром! Холодно! Но днем уже тает и чувствуется дыхание весны. Дни стали длинными.
Тоскливо на душе! Из «дому» — из Уфы — получаю тревожные письма: им стало хуже жить, труднее с питанием, дороговизна, Муся издергана и нервничает, Цилютка и того больше, совсем безумствует, хотя и не знает еще главного… Надежды мои на скорую встречу с ними испаряются. Вчера был у Озерецкого1 по поводу командировки — полный отказ. Теперь до сентября и мечтать нельзя вырваться к ним — учебный год рассчитан с марта до сентября, разве что произойдет что-нибудь чрезвычайное, вроде новой эвакуации института. Теперь всеми силами стремлюсь отправить Манечку. Она колеблется, но может быть вдвоем с докторшей, тоже готовящейся к отъезду, она и поедет. Это будет подлинное счастье для Цилютки.
У меня назревают крупные события, которые быть может круто изменят всю мою жизнь. Вчера получил приглашение занять должность главного хирурга эвакогоспиталя № 925. Предстоит большая, ответственная и интересная работа, где можно будет впервые испытать свои силы в качестве руководителя клиники. В голове уже бродят всякие новые мысли и проблемы, над которыми можно будет хорошо поработать! Да и необходимо поглубже окунуться в военную хирургию — опыт осени за последние три месяца как-то потускнел, а в клинике сейчас не вижу перспектив скорого возрождения. Впрочем, больницу и институт я не оставляю — основным местом работы по-прежнему будет Первый ЛМИ, заведование кафедрой общей хирургии.
Учебные занятия в институте развертываются пока весьма вяло. Деканат рассчитывает на апрель, но мне думается, что занятия по-настоящему не пойдут. Лишний довод в пользу госпиталя! Еще сутки буду размышлять, а завтра должен дать принципиальное согласие или отказаться.
Вчера же вечером прошелся по городу. Мрачная картина «города-героя»… К восьми часам вечера изредка попадаются одинокие прохожие, всюду груды чернеющего снега, талые лужи, несколотый лед…
Около 6 часов дня над головой засвистели снаряды с близкими разрывами. До сих пор еще неприятно действуют эти звуки! Как трудно к этому привыкнуть. Дома еще как-то сносно, а на улице, в районе обстрела — явно неуютно!..
И действительно случилось чрезвычайное — два дня тому назад получено распоряжение за подписью Землячки1 об эвакуации института — всей профессуры и студентов первого и второго курсов — в Пятигорск на два месяца; студенты третьего и четвертого курсов остаются в Ленинграде. Еще вчера утром я имел предписание собраться к 8 апреля, к 11 часам утра, а днем пришло решение Ленсовета об оставлении в Ленинграде всех клиницистов. Едут только теоретики и младшие курсы. По особому списку едут Шаак, Чирковский, Останков. Итак, снова рухнула надежда на встречу с моими дорогими Мусей, Ирочкой, Цилюткой. А в последние дни все острее тянет к ним, хочется бросить все и уехать. Какое-то гнетущее предчувствие не оставляет меня!..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.
Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть «Колизей» в полной мере характеризует стилевую манеру и творческий метод писателя, которому удается на страницах не только каждого из своих произведений психологически точно и стилистически тонко воссоздать запоминающийся и неповторимый образ времени, но и поставить читателя перед теми сущностными для человеческого бытия вопросами, в постоянных поисках ответа на которые живет его лирический герой.Всякий раз новая книга прозаика — хороший подарок читателю. Ведь это очень высокий уровень владения словом: даже табуированная лексика — непременный атрибут открытого эротизма (а его здесь много) — не выглядит у Юрьенена вульгарно.
Шатаев Аслан род. в 1981 г. Учится на юрфаке ЧГУ. Публикуется с 2002 г. в республиканской периодике. Основное направление его прозы — мистика, фэнтази. Участник совещания молодых писателей республик Северного Кавказа.
«А не грешно ли смеяться над больными людьми? — спросите вы. — Тем более в том случае, если бедолаги мучаются животами?» Ведь именно с курьезов и нелепых ситуаций, в которые попадают больные с подозрением на кишечные инфекции, втиснутые в душную палату инфекционной больницы — и начинает свой роман Алла Боссарт. Юмор получается не то, чтобы непечатный, но весьма жесткий. «Неуравновешенные желудочно мужики» — можно сказать, самое мягкое из всех выражений.Алла Боссарт презентует целую галерею сатирических портретов, не уступающих по выразительности типажам Гоголя или Салтыкова-Щедрина, но с поправкой на современную российскую действительностьИспользуя прием гротеска и сгущая краски, автор, безусловно, исходит из вполне конкретных отечественных реалий: еще Солженицын подметил сходство между русскими больницами и тюрьмами, а уж хрестоматийная аналогия России и палаты № 6 (читай, режимного «бесправного» учреждения) постоянно проскальзывает в тексте намеками различной степени прозрачности.