Дневник театрального чиновника (1966—1970) - [9]
А вечером была на «Послушайте!». В антракте зашла к Дупаку, там сидел Любимов. Оба хмурые, встретили просто враждебно. «Зачем пришли?» — спросил Дупак. «Проведать. А что вы такие хмурые?» Любимов сразу стал кричать: «Так больше работать и жить нельзя. Чего ждать, того, чтобы опять каждого второго сажали и убивали? Кругом шпионы, везде в театре поставили аппараты подслушивания, я отвечаю за свои слова. А этот приказ, что нельзя репетировать без „лита“, это совсем все душит. Есенин разрешен, какой еще „лит“. Этот Шкодин, Закшевер, который, работая в Министерстве культуры РСФСР, пытался закрыть театр, теперь в московском Управлении этим же занимается». Я: «Но у вас такой друг, как Сапетов». Любимов: «Друг такой, что, задушив Эфроса, хочет и других поодиночке передушить. Он умный, вот мне, оказывая поддержку, предлагает против других копать и „показывать“». Я: «Ну, за такое предложение надо бить по физиономии (Дупак: „За это 15 суток дают“) или выбирать друзей с умом». Любимов: «Без разрешения Лита не хотят смотреть спектакль». Я: «Но у Вас же там много внесено текста помимо Есенина». Любимов: «Они и тактики не меняют». Дупак: «Ну и Вы ведь не меняете, и они не меняют». Любимов: «Они получили отрицательный отзыв от человека, который еще Маяковского травил (кажется, Зелинский). Мы добываем другой отзыв, положительный. Они нажимают кнопки и ждут, а я сумею нажать на более высокую кнопку, чем они. И так постоянная нервотрепка. А то начинают пугать, что снимут с работы». Я: «А Вы поменьше с ними тягайтесь в шуме, а больше делом занимайтесь». Но тут третий звонок, иду в зал. В «Испанской сцене про любовь» вдруг Смехов произносит слова: «Министерство культуры-танга-поганга». После спектакля я сказала Любимову и Дупаку, что вот вы сами дразните из подворотни, а потом они отвечают, и растет как снежный ком. Дупак: «Но это же игра, просто шутка». Я: «Я лично ничего против не имею, но вот те, „они“, о которых вы говорите, зачем этот пустяковый, но повод. (Молчание.) Так вот, вы бы хоть не нервничали, а то сами задираете, а потом нервничаете». Попрощалась, ушла. Во всяком случае, это лишь доказывает желание скандального успеха, и все довольно мелко становится, когда встречаются такие булавочные уколы.
Брату, с которым я была, спектакль в общем понравился, что люди слышат хоть какие-то слова, ну хотя бы что «партийность — это прежде всего порядочность» — Ленин и т. д. Между прочим, Дупак сказал, что вызывали директора Театра на Бронной и не велели выпускать «Три сестры». Что бы это значило? Видимо, в связи с праздниками, скорее бы уж они кончились. А дальше что, а если еще хуже будет?
Смешная история поисков сочинителей частушки на Владыкина окончилась почти неправдоподобно. Кажется, Дупак (так мне кто-то сказал) успокоил Григория Ивановича, сказав, что частушка вообще не о нем была написана, а каком-то футболисте.
Утром смотрела в Театре Советской Армии постановку Л. Хейфеца «Часовщик и курица». Не понравилось. Пьесу я не знала и ждала чего-то большего. Первый акт — еще более или менее интересно, а во втором — речь, ситуации, проблемы (пересесть с коня революции на птицеферму) так далеко в прошлом, что непонятно, зачем и поставлено. А какой-то элемент ироничности по отношению к этому революционному прошлому меня не порадовал, а покоробил. Вечером в 22 часа была в ВТО на вручении премий и дипломов «Театральной московской весны». Первая премия: «Иван Грозный» в ЦТСА, «Обыкновенная история» в «Современнике» и «Асель» в ГАБТе. Вторых и третьих много. Как сказал Янсонс из московского Управления, на 70 % здесь заслужено, на 30 % нет. В наше время это почти полная справедливость.
Абсурд, что «Теория невероятности» — вторая премия, а «Антигона» Львова — Анохина (о которой Борис Владимирович сказал, что спектакль сделан безупречно) — лишь грамота, а «Маленький принц» — диплом 3-й степени и т. д. В общем-то, все всё понимают, и, когда объявляли премию Монахову (режиссеру спектакля) за «Дядю Мишу», никто не хлопал, один-два хлопка. Жаров (председатель жюри), заключая, сказал: «Мы рады, что раздававшиеся здесь аплодисменты подтвердили наше решение и что мы не очень во многом ошиблись». А после вручения был фильм о начале войны и разгроме немцев под Москвой «Если ты любишь свой дом». Фильм документальный, один из авторов сценария — К. Симонов. Очень много интересного, особенно в первой половине. Документы о Гитлере, о Сталине, о том, почему так получилось, что мы не были готовы к войне, что столь многие говорили об опасности, а Сталин никому не верил. Многое сказано лишь намеками, вскользь — но все же какой невообразимый прогресс. Говорят, в фильме был прием: когда на экране появлялся Сталин — то из кадра исчезали присутствовавшие в нем люди, этот прием проходил через весь фильм, но его убрали. Поэтому теперь не очень понятны по замыслу появления Сталина на экране, не считая просто элементарной достоверности.
С утра разбирала газетные вырезки — в общем, все ерунда, запомнилась только фраза А. Миллера из его интервью, что анекдотичность в драматургии — это отражение анекдотичности нашей жизни, которая должна скоро кончиться. В «Вопросах философии» № 7 прочитала статью драматурга Штейна опять о классике, всерьез и говорить не хочется — ругает Емельянова, Крымову, Товстоногова, Фоменко, который, по его словам, сделал из Расплюева и Оха советских милиционеров.
Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.
Находясь в вынужденном изгнании, писатель В.П. Аксенов более десяти лет, с 1980 по 1991 год, сотрудничал с радиостанцией «Свобода». Десять лет он «клеветал» на Советскую власть, точно и нелицеприятно размышляя о самых разных явлениях нашей жизни. За эти десять лет скопилось немало очерков, которые, собранные под одной обложкой, составили острый и своеобразный портрет умершей эпохи.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.
Рудольф Гесс — один из самых таинственных иерархов нацистского рейха. Тайной окутана не только его жизнь, но и обстоятельства его смерти в Межсоюзной тюрьме Шпандау в 1987 году. До сих пор не смолкают споры о том, покончил ли он с собой или был убит агентами спецслужб. Автор книги — советский надзиратель тюрьмы Шпандау — провел собственное детальное историческое расследование и пришел к неожиданным выводам, проливающим свет на истинные обстоятельства смерти «заместителя фюрера».
В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.