Дневник театрального чиновника (1966—1970) - [12]

По возращении из театра беседовала с Эрманом, он зашел к нам в комнату, ждал Ефремова, которого вызвали, чтобы сообщить, что Главлит не разрешает пьесу Шатрова «Большевики», требует, чтобы и Бухарина не было, и Коллонтай не было, т. к. когда-то она возглавляла рабочую оппозицию против Ленина, и тему террора убрать. Неожиданно Эрман спросил, когда я еду в Польшу. «В декабре», — отвечаю, а он: «Может, все-таки раньше?» Он мне рассказал, что так как театр едет в Польшу на гастроли, а с театром всегда посылают сопровождающих из Министерства (помимо «тех»), то он пришел к Кузину (начальник Управления внешних сношений), и тот предложил ему самому выбрать из списка оформляющихся в Польшу, и Эрман выбрал меня. Я поблагодарила, но отказалась, сославшись, что мне надо заниматься сейчас новой квартирой. Ведь мне непременно надо ехать одной.

А с Эрманом мы еще долго говорили обо всем — о начальстве, о сволочах, вообще он очень подавлен, говорит, что дальше будет еще хуже. Действительно, атмосфера гнетущая. Выступая на профсоюзном собрании, Тарасов говорил, что в праздники будут дежурства, что надо «раскрепиться» по театрам и проверить их подготовленность, проверить оформление и противопожарную охрану, что все важные учреждения будут охраняться — мы готовимся к 50-летию Октября, как к осаде Трои.

Потом пришел Шумов. Он был на встрече Управления кадров Министерства с молодежью Малого театра. Говорит, что «они выдавали крепенько», умно, смело, справедливо. Все удивлялись, какая смелая и умная нынче молодежь, лучше всех выступал Бабятинский. В основном доставалось Северину — директору театра.

28 октября

Смотрели в Театре Сатиры «Баню». Первая половина — довольно любопытно, расцвечено всякой буффонадой, хотя и грубоватой, но с выдумкой, а потом пошло на спад, довольно скучно. Но сам текст очень острый и звучит настолько современно, что наши победоносиковы, в частности Артемов (член Репертуарной коллегии), потребовали его усечения. По своей безграмотности Артемов решил, что интермедия перед вторым актом написана под Маяковского, а не им самим, что таких слов тогда и не могли произносить, что теперь бы это не пропустили и, следовательно, их надо изъять. Все это говорилось на обсуждении у нас. Голдобин тоже поддержал мысль Артемова: театр, мол, прикрывается Маяковским как щитом, накось, мол, выкуси, залитовано, разрешено, классик советский. Что надо смягчить, что в тот период это звучало в духе времени, а теперь нет, и т. д. — весь набор нашей ахинеи. А вот спектакль «Дым отечества», обсуждавшийся накануне в московском Управлении культуры, признан чуть ли не победой. Что наконец-то в Ленкоме «да» говорится через «да», а не через «нет» и соответствует его вывеске.

Поругалась с Кудрявцевым: став замом начальника Управления, он очень изменился. Понятно, он теперь в другом «стане» и ему надо оправдывать свое место. Теперь с ним всякое откровение исключено.

29 октября

Только что вернулась от Алперсов. Господи, как побывала совсем в другом мире — возвышенном и прекрасном, умном и талантливом, добром и справедливом, требовательном и гордом. Я рассказывала Борису Владимировичу (он всегда интересуется) о всех министерских делах. Потом вели разговоры политического свойства, которые мы с ним оба любим. Борис Владимирович говорил о ценности нашей революции для всего мира, а для нас лишь в первые 10 лет, о второй, подпольной экономической системе внутри нашего государства. А потом — о новейших открытиях в физике, возвращающих науку к взглядам Декарта, и что многое, высказанное еще Кантом, теперь доказано: время, пространство — лишь форма человеческого сознания, они не существуют сами по себе. Что как существуют частицы и античастицы и при своем очень резком столкновении они превращаются в свет, фотон, так существует и антимир; о душе как цельной и самостоятельной, переходящей от нас в этот непознаваемый мир, что она есть; всего, что происходит с нами, грубым материализмом не объяснишь. А потом читали Библию и Евангелие и полностью Апокалипсис — «Откровение от Иоанна», или, как его еще называют, «Откровение бури и гнева».

31 октября

Вчера выяснилось, что наш дорогой Тарасов награжден орденом «Знак почета», а представлялся на «Трудового Красного Знамени». Все замы Министра, начальник Управления музыкальных учреждений Вартанян, управляющий «Союзгосцирка» Бардиан получили «Трудового». Два дня только об этом и разговор. Кто под Тарасова «копает?» Что там, «наверху», нами — Управлением — недовольны и т. д. Сам он переживает как последний дурак, хотя его, впрочем, можно понять: или он на этом месте должен получать все что положено, или здесь что-то не так.

Вчера и сегодня занималась мартышкиным трудом — писала аннотации на спектакли московских театров для родного ЦК КПСС, их должны раздать переводчикам, обслуживающим иностранных гостей, приезжающих по линии ЦК.

Сейчас услышала от Синянской страшное сообщение, что в витрине АПН на Пушкинской площади выставили портрет Сталина и что «Большевиков» разрешат «Современнику» сыграть лишь премьеру, а потом сразу снимут. Что же будет? Хоть и не повернешь историю вспять, но чем завершатся эти попытки, пока сказать трудно. Как образно высказался Борис Владимирович, наша жизнь напоминает сердце, больное стенокардией, — то жмет, то отпускает. Но ведь в конце концов это может привести к инфаркту и смерти. И хотя сама жизнь развивается где-то в стороне и по каким-то другим законам, эти попытки могут натворить еще много бед.