Дневник - [2]

началась еще при его жизни. В них я поместила несколько рисунков Судоплатова. Теперь эти воспоминания доступны в Интернете, как и номер «Первопоходника», посвященный алексеевцам. И, наконец, дневник Судоплатова выходит в мемуарной серии издательства «Новое литературное обозрение», подготовленный к печати и откомментированный Ярославом Тинченко.

История моего знакомства с Ярославом такова. В киевском архиве в 2011 году меня заинтересовал молодой человек, сидевший рядом и читавший газету «Киевлянин», которую основал мой прадед В.Я. Шульгин. Мы разговорились. Оказалось, что Ярослав Тинченко – историк, занимающийся историей именно Алексеевского полка. К моему удивлению, он был хорошо знаком с воспоминаниями моего отца. Совсем неожиданным для меня был его вопрос – знаю ли я, где находится дневник Александра Судоплатова. Узнав, что он хранится у меня, Ярослав пояснил мне, насколько это ценный исторический источник, и предложил опубликовать его. Эта встреча и привела к публикации дневника в России. «Ведь наша жизнь прошла для будущего», – писал Судоплатов в 1975 году. Произошло именно так, как он и мечтал – «что там в России кто-то возьмет [дневник] в библиотеке».

Судоплатов был сыном сельского священника на Украине и сам учился в духовной семинарии, откуда ушел в Добровольческую армию. В октябре 1919 года под Харьковом он поступил в учебный батальон Первого Партизанского генерала Алексеева пехотного полка, служил в команде связи у поручика Кальтенберга, а в Геническе в офицерской роте как унтер-офицер. Вот что пишет папа о поручике в своих воспоминаниях: «Офицер нашего штаба, пор[учик] Кальтенберг, вернувшись как-то вечером в свою квартиру (в Батайске), нашел стену своей комнаты развороченной, а под кроватью неразорвавшийся шестидюймовый снаряд. Это послужило у нас темой для безобидных шуток о педантичном, любящем порядок поручике с немецкой фамилией. Смеялись не зло, а любя»[2]. Судоплатов в отцовских воспоминаниях не упоминается. Он эвакуировался из Севастополя в Галлиполи на корабле «Саратов» вместе с генералом Кутеповым, потом в Болгарию, а затем, как и отец, попал в Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. – Югославия). В Белграде Судоплатов переписал свой дневник, пометив 1924 годом и разместив в нем свои замечательные рисунки; многие из них делались на месте событий. В какой-то момент – когда именно, мне неизвестно – он уехал во Францию и в 1970-е годы жил в предместье Парижа Масси.

Семья моего отца происходила из Торжка, маленького древнего города в Тверской области, который всегда фигурировал в папиных детских воспоминаниях. Дед в молодости был социал-демократом, приветствовал Февральскую революцию, но не Октябрь – отец же поступил во Второй Московский кадетский корпус буквально за полтора месяца до Октябрьского переворота. Он любил рассказывать, как уже во время Гражданской войны он слышал в Ливнах речь Троцкого, ораторские способности которого произвели на подростка большое впечатление. Троцкий стоял на крыше бронепоезда буквально в нескольких шагах от него.

В отличие от Судоплатова, который пошел в Первый Партизанский генерала Алексеева пехотный полк сознательно, отец, несмотря на то что избрал военную карьеру, попал в него случайно – в результате сложных передвижений семьи во время войны, когда многие территории быстро переходили от белых к красным и наоборот. Год, проведенный в Добровольческой армии, он называл самым интересным в его жизни: «То, что произошло со мной <…> было мне и интересно и отвечало мечтам тринадцатилетнего мальчика. А мечтал он, этот мальчишка, о героических подвигах и о том, как он вернется к отцу героем с Добровольческой армией, в победу которой он верил. Кто мог предполагать тогда, что события разовьются так стремительно и так бесповоротно, и совсем не так, как мечталось»[3].

Уже в Крыму папу, как малолетнего, отправили в Константиновское училище в Феодосии, о чем упоминает Судоплатов[4], а через два месяца, в начале ноября 1920 года, он эвакуировался на крейсере «Корнилов» в Константинополь, затем в Югославию. Там отец окончил Крымский кадетский корпус; ему, как и многим юным добровольцам, оказавшимся за границей без семьи, корпус ее заменил. Кадетские корпуса и женские институты по старому образцу были основаны в Югославии при финансовой поддержке короля Александра.

Юные добровольцы уезжали из России без средств и семьи. В отличие от большинства других европейских стран, в которых российские беженцы особого сочувствия не вызывали, Королевство сербов, хорватов и словенцев финансировало не только их среднее, но и высшее образование, обеспечивая университетскую молодежь небольшими стипендиями – 400 динаров в месяц. На такую стипендию жил отец, закончивший университет как горный инженер. Воспользовался ли Судоплатов такой стипендией, чтобы получить высшее образование, мне неизвестно, как неизвестна и его дальнейшая биография, кроме того факта, что он был женат[5].

В 1920 году король Александр (Карагеоргиевич) учредил Государственную комиссию по приему и устройству беженцев, а она установила месячные материальные пособия для эмигрантов, которые они получали первые годы. Гостеприимство объяснялось хорошими отношениями России и православной Сербии и тем, что у короля Александра были особые связи с Россией и даже с царской семьей, но не только этим. Хотя в Югославии осели в основном казаки и военная эмиграция, ее профессиональная часть сыграла важную роль в развитии и, как это ни парадоксально, в европеизации отсталой страны. Педагоги, врачи и инженеры быстро находили работу. Поэтому молодежь шла в инженеры – многие, кого я знала из югославской эмиграции, учились на инженерных факультетах. Русские профессора заняли хорошие места во всех университетах (правда, их было немного), а в некоторых случаях создавали ранее не существовавшие кафедры. Так, мой дед А.Д. Билимович создал кафедру экономики в Люблянском университете. Конечно, для преподавания требовалось знание сербохорватского или словенского языка, которым они вынуждены были овладеть, вначале читая лекции на немецком или французском.