Дневник - [11]

1920 год

Ст. Каял (Области Войска Донского)

1 января. Новый год провели хорошо. В роте две гармошки. Шутько играет хорошо. Тихий валяет дурака. Переодевается в дивчину[37].

2 января. Читал газеты. Генерал Деникин обращается с воззванием к кубанцам, где говорит, чтобы они вернулись на фронт и не предавали Родины, иначе он обещает с верными еще ему войсками бросить Кубань врагу и идти в Крым[38]. Спорим с дедом-хозяином. Он очень скупой. Нам выдают на руки муку, мясо, капусту, так как кухни бросили. Баба варит борщ из нашего мяса, добавляя для вкуса кое-что свое, и печет нам хлеб, вероятно «выгадывая» и себе. Дед все это ест с нами, а когда мы утром просим у него сала изжарить картошку, он говорит, что сала нет, крестится и божится. Сегодня Богомолов произвел разведку и доложил нам, что на чердаке у деда висит мешок сала.

Сегодня Богомолов чуть не дрался с дедом из-за этого сала.

3 января. Теперь живем с дедом дружно. Он ест наш хлеб, борщ и сахар, а мы по утрам жарим его картофель на сале. Дед видит, что спорить невыгодно, а мы люди «хорошие», даром не берем.

4 января. Под Батайском идут страшные бои. Там корниловцы. Канонада не умолкает с утра и до ночи. Ранен генерал Топорков[39]. Наши укрепляют Батайск проволокой.

6 января. После иордани поднялась стрельба. Солдаты «провожали кутью». Стрелял всякий, кто имел оружие. Кое-кто из офицеров в панике седлали лошадей – думали, красные. Пьянство и разгул большой в дивизии. Однако строго запрещено стрелять. Получен приказ. Завтра идем на позицию. Сменяем корниловцев. Теперь они будут в резерве. Прощай, Каял, с грязью. С Богом на позиции. Значит, пришло время.

7 января. Сегодня днем погрузились в вагоны, я попал в наряд грузить батальонный обоз. Некоторые лошади боялись идти в вагоны. Наконец к вечеру погрузили. В нашем вагоне гремит гармошка. Пение и смех. Хочется со своими, но мне по наряду нужно быть с лошадьми. Лошади в вагоне (мясо – лед)[40]; привязали поводья к крючкам на потолке (где висело мясо). Сена полон вагон, лежим на сене. Пожалуй, здесь лучше, чем во взводе, там тесно, грязь и сесть не на что. Некоторые наши офицеры забрались к нам в вагон, здесь лучше. Эшелон наш вагонов 80. 1-й и 2-й полк Алексеевские и самурцы и 2 батареи. Обоз 2-го разряда остался в Каяле. Ночью осторожно двинулись к Батайску. Мерно стучат колеса на стыках. Вагон дрожит и плавно качает на стороны. Лошади фыркают и жмутся то в одну, то в другую сторону. Наконец попали мы на позицию, что-то нас ожидает. Все молча лежат на тюках сена. Вспыхивают папиросы. Каждый предается своим мыслям.

8 января. Ночью выгрузились в Батайске. Вот и фронт. Смотрю в сторону Ростова. Темно, хоть глаз выколи. Тишина, ни звука. Пока пошли квартирьеры. Стоим на станции. Здесь же и корниловцы, которых сменяем.

– Ну как тут? – спрашивают наши.

– А вот как рассветет – увидите! – смеются корниловцы.

– Счастливцы! – завидовали наши. – Идут в Каял! – Ночь бродили, пока нашли район, и наконец разместились. Квартира большая, стоит 8 человек. Хозяин небогатый армянин. Занимался торговлей, вернее спекуляцией, а в настоящее время живет на прошлое. У него дочь лет 18. Тихий думал поухаживать за ней, но получил от матери ее такое atande, что закаялся другой раз и другим поручил то же. Подмерзло. Были занятия. Вопреки ожиданию, день прошел тихо, ни одного выстрела. Не верится, что мы на позиции.

9 января. Противник в 9 часов утра обстреливал из орудий вокзал Батайска и Койсуг левей Батайска. Там 2-й Алексеевский полк. У нас спокойно. Отвечает наша 2-я батарея.

10 января. Был бой. С рассветом противник открыл огонь по Батайску. В 9 часов наблюдатель донес, что противник скопляется у нахичеванской переправы. Часов в 10 приказано быть в «боевой готовности». Снаряды с воем несутся через нашу хату и рвутся в центре села.

– Первый батальон… строиться!.. – раздалось на улице.

Роты выходили. Настроение нервное, повышенное. Пошел снег, сначала тихо, потом больше, больше. Скоро тысячи белых мотыльков закружились в воздухе. Земля стала бела.

– Четвертая рота в батальонном резерве!.. Остальные направо шагом марш! – крикнул батальонный.

Выходим в поле. Поле все белое. Здесь ветер сильнее и дует в лицо с Дона. Прошли проволочное заграждение. Идем по замерзшей пахоте. 1-я рота уходит влево к насыпи железной дороги. Наша идет прямо. 3-я вправо. 4-я еще в Батайске. Вправо шел 2-й батальон. Красных не видно, не видно и Ростова из-за снега. Прошли с версту. Уже Батайск скрылся сзади, едва чернеет резервная рота, да вправо и влево еле видны 1-я и 3-я.

Вдруг впереди показались движущиеся точки. Не более версты. Сначала слева, потом и вправо, много, много.

– Рота… Вправо по линии в цепь!..

Пошли тише. Держим равнение. Некоторые сняли с ремня винтовки. У меня сердце не на месте.

Тихий идет левее меня. Справа Шутько, дальше терец Богомолов. Шутько волнуется и оглядывается. Тихий все время отпускает анекдоты. Он косится на своего соседа слева цыгана Савку, – чудака, над которым смеется вся рота, и уже в десятый раз повторяет вполголоса анекдот о том, как одного цыгана взяли на войну, а жена его пришла к воинскому начальнику и молит: «Отпустите моего Кирилла, невже