Дневник. Продолжение - [11]

Зализывая раны, пью нектар старинной резеды...

Сентябрь то бьёт, то нежит,

но правду говорит. Не можешь разве ты

ему последовать? Руками развести

мою беду, какую кличет нежить?

17, 18 с е н т я б р я

ПРАВДА

1

Не рви ни волоса – и он не упадёт

с повинной головы без ведома, без воли

Создателя. Его путём пойдём

единственным, какой найти без боли,

наверное, не выйдет. Помирись

с невзгодою – она получше лечит

всех снадобий душистых. Миру – риск

сподручнее. Возьми себе на плечи

одну лишь жертву – вот тебе стезя.

А волос рвать, моя родная, больно,

но совестно – зачем души стеснять

сокровище, когда такая бойня?

2

Порадуйся страданию – оно

подарит глубину. Поэту прибыль.

Покоя соблазняющий манок

услужливо звучит – златая припыль

на ржавчине... Мне назиданье – рост

палитры осени – ни листик не в обиде

сойти со древа, он всё так же прост

неповторимо, так же не вопит и

не жалуется тихо. Мне бы так.

Страданье – крест. Крестом живёшь и дышишь.

Завещанного поприща батрак —

ты, и его соделатель – всё ты же.

18 с е н т я б р я

ОЖИДАНИЕ

День ото дня длиннее – переход

безжалостней до жути.

Уже давно не видно берегов,

да так и не случился пароход

попутный... Знать, кукушка шутит,

кукуя жизнь в берёзовом лесу —

такая даль... Когда дойдёшь до края?

То зайца встретишь, волка, то лису:

«Ай, лисонька! – она хитро играет...».

Лес полон живностью, но странствует одна

душа. Сегодня выплывет ли, выйдет?

Ночь пугалом поставив, холодна

вселенная – успело за ночь выдуть.

Ночь продержаться, завтра простоять,

а там – прибавить к пройденному. Много ль?

Счёт длится. Плюс и минус. Простоват

урок, как будто... Но устали ноги.

18, 19 с е н т я б р я

«Потёмки засветло и затемно огонь...»

Потёмки засветло и затемно огонь —

лампадное стекло то зелено, то красно,

то йодом отдаёт, и множится, в окон

вступая череду... Долили не напрасно

до краешков с тобой... Тележку и вагон

немаленький ввезя на невесёлый праздник.

Пока мы спим, роняют лепестки

то львиный зев, то астры, то кустарник

осенних хризантем, что мелки и пестры...

А мы не просыпаемся – устали.

Мы видим уходящего костры

последние... Уже стоим у тайны.

Но утро. Загорается в сосне

пожар, и новый свет почти не вкрадчив.

Он жизни не расходованной вкладчик.

Он к спящим прикасается во сне,

глубокие разглаживает складки

на лицах, намекая о весне.

Ну что ж, дружок, на то не наша воля.

Пусть будет так и так.

Подумаешь одно – другое выйдет, – вона!

На трёх стоит китах

лишь вымысел один...

Хоть каждый смотрит – в оба.

19 с е н т я б р я

БЕЛКА. ОСТАНКИНО

Л. А. Лепской

Бельчонок с рысьей кисточкой в ушах

на дереве останкинском высоком —

пульсирует сердечко, как душа

смотрящего, не ведая особо

о будущем... А прошлое само

пульсирует, как в маяке, прерывно...

Здесь лето на храненье под замок

положено до сроку, до поры, но

черпает тепло из закромов

осенний день, зверёк таращит глазки...

Ушедшее глядит из-за гробов,

сзывают позолоченные главки.

И выложен шалфеем клумбы круг,

и помысл чист, и древо благородно,

и падают на мраморную грудь

забытого – кленовые короны...

Прохладна целомудренная стать.

Тепло среди. Прикосновенье лечит.

И плашка перелётного листа

всё так же опускается на плечи.

19 с е н т я б р я

ОСТАНКИНО. ЛИЦА

Разгляжу шереметевских дев,

в изумрудной траве постою.

За спиной, красотой оскудев,

время множит работу свою.

Не вернусь. Стану с камнем на ты —

я к нему приложила ладонь.

Рядом с мрамором ни темноты —

только свет. Не вернусь я, а то...

...А то ночью хоть выколи глаз,

а то днём – никого б не видать...

Тишина неземная легла —

в облаках начинает витать.

Постою у останкинских дев

и гнездо по соседству совью...

За спиной, красотой оскудев,

время множит работу свою.

Здесь останусь. Мне с камнем на ты

веселее. В лицо посмотрев,

я уже не страшусь темноты

и дневных нескончаемых треб.

Лишь касаться святой чистоты

и дыхания мраморных дев...

Жить-то надо. Ведь тут часто ты

то же чувствовал в годы надежд.

19 с е н т я б р я

В НЕОПАЛИМОВСКОМ

1. Дворик

Памяти Лазаря Гадаева

В Неопалимовском, где Пушкин, бронза и

былое дышит,

ты говоришь, что живы – прозой и

стихами – ты же.

У вставшего Поэта под ногой

грибные шляпки...

О, Родина! И любо, и на кой

по кругу шляться

московскому? Здесь юность и итог —

поэтов встреча.

Я слышу ваш настойчивый исток

созвучий в речи.

Почти врос в землю старый дом,

прибавил тополь

в обхвате... Где-то стороной

чужбины топот...

А здесь физалиса огни,

ползут грибочки

из-под Поэтовой ноги —

руки рабочей

Художника, чей матерьял

судьба и бронза

и кто судьбы не потерял

поэта в прозе.

2. Праздник

В Неопалимовском на праздник сердцу рай.

Там был балкон и виноград под кобальт,

и дряхлый особняк, конюшенный сарай,

и кошечка, что лапочкой – царап... Душе царап,

когда везде подкопы

под Родину, охранною подковой

хранимую столетия подряд,

покуда новый варвар не потряс.

Святая Богородица, чей куст горит и не сгорает.

Далёк Синай, а будешь начеку – Она не за горами.

И вот уже не надобно подков.

И как бы ни готовился подкоп,

Москва к Престолу первому приходит,

на беглый взгляд к бессмертью непригодна.

Но жив Неопалимовский анклав,

одетый в несгораемый оклад.

21 с е н т я б р я, Р о ж д е с т в о Б о г о р о д и ц ы

ВСПОМИНАЯ

...Степной ковыль, на озере камыш —

всё будит память, всё тревожит.