Дневник. Поздние записи - [25]

И впервые в жизни мы подобно нормальной среднестатистической парочке гуляли по городу, точнее троечке: он, я и Франсин. Мы ужинали в открытом кафе на побережье (ну не оставлять же собаку на улице, пока сами трапезничаем) и старательно избегали грустных тем. Мы много фотографировали и, нет, прощального секса не было, это бы сделало все намного горше.

— Я хочу, чтобы ты знала, что можешь прилететь сюда в любое время, — сказал он. И я это запомнила.

Регистрация на рейс уже почти заканчивалась, а я все не могла отойти к стойке.

— Я буду прилетать в гости, — сказала я.

— А я к тебе прилетать не стану, — фыркнул Шон. — Может, в Россию, но уж точно не к тебе.

Я лишь грустно улыбнулась. Несколько лет назад в этом самом зале мы стояли вместе с Алексом, и я целовала его на прощание. Сейчас все выглядело точно так же, с той лишь разницей, что на этот раз в самолет садилась я. И это опьяняло, не давало грустить так, как стоило бы. Аэропорт подействовал на меня живительно. Да что там, я вообще сторонница перемен. И я поняла, что лечу на самом деле не столько к родным, сколько к этому чувству эйфории, адреналину, о котором на время забыла. И по которому все-таки скучала. И я заперла в сознании Сидней и Шона, положила в ящик и запретила себе о них думать, он не из тех, кто прощает, возврата не будет, и это конец. Тогда я в последний раз его поцеловала и направилась к стойке регистрации.

На пути в Россию я беззастенчиво просматривала на ноутбуке сегодняшние фотографии. Я и Шон. Лживо-счастливая парочка. И я вдруг подумала, а сделала ли я Шона хоть на мгновение счастливее? Он как жил в своем мире, так там и остался, я не изменила его ни на йоту, я не заставила его чувствовать иначе. Мы просто сошлись и разошлись, чуть-чуть наследив в жизнях друг друга. Но я заставила измениться Алекса. А он — меня. Это значит, что я выбрала верно. Теперь у меня все будет. Да-да, я наивно в это верила. Мной завладела некая безмятежность, я просто закрыла глаза в сон, а мой ноутбук — ровно через установленные полчаса.

Глава 6

Я прилетела утром. Мое сердце билось в груди так сильно и часто, что, казалось, ребра сломаются. Я не сказала, когда мой рейс, даже родителям. Они принципиально отказываются от машины, так что толку им меня встречать? Пусть лучше чай заваривают. Тем более да, мне нужно было время, чтобы прийти в себя, послушать разговоры людей и сделать парочку памятных фотографий. Я была уверена, что разрыдаюсь еще на паспортном контроле, но после того, как меня пару раз толкнули, и я чуть не снесла лабиринт оградительных лент, я вспомнила, что Россия не слезами знаменита, а исконно-русским хамством. Добро пожаловать домой!

— Девочка моя! — воскликнула мама. — Как ты повзрослела! — она меня обняла и поцеловала в щеку.

А вот от вида папы мне поплохело. Когда я уезжала из страны, он был цветущим мужчиной, а встретил меня старик. На висках появились залысины, волосы поседели, а вокруг глаз собрались добрые, но слишком заметные морщинки. Я пропустила слишком многое. Была ли я эгоистично занята собой? Разумеется, да. Жалела ли я об этом? Разумеется. Изменила ли бы я что-нибудь? Не уверена. Этот внутренний разлад заставил меня почувствовать себя убийственно виноватой.

Во время моего пребывания в Австралии я мало рассказывала родителям о чем-либо, кроме учебы. Потому что они весьма посредственно обращались с компьютером, а звонить дорого. Теперь я просто не представляла, с чего начать. В конце концов, наиболее нейтральной темой я сочла дружбу с Бенжамином Картером. Я грела замерзшие руки о чашку чая и рассказывала сначала о них с Франсин. Они отнеслись к этим отношениям с примерно тем же пониманием, что и Шон. И только когда речь дошла непосредственно до его персоны — расслабились.

— Так это с Шоном ты встречалась? — спросил папа вдруг.

— Да, пап. — В принципе, этого было достаточно, но я зачем-то продолжила. — Он человек сложный. Старается предусмотреть все ошибки, тяжело переживает неудачи. Людей держит на большом расстоянии, почти ни с кем близко не общается. Он великолепный программист, я мечтаю стать такой же. Его знают по всему миру и прислушиваются. — А затем вдруг неожиданно выпалила то, что говорить не собиралась. — Он сделал мне предложение.

Мама уронила чашку, та не разбилась, но пришлось спешно убирать ноги, дабы не оказаться обожженной чаем.

— Ты не…

— Я не согласилась, мама, — укоризненно произнесла я. Что ж, теперь мне хотя бы была известна ее реакция на подобные вещи. Мне двадцать три года, она не может думать, что до замужества мне как до Луны! Так в чем дело? Она собирается продолжать пропускать моих ухажеров через фильтр родительской опеки?

— Я уберу, — произнесла мама с вынужденной улыбкой.

Мы остались с отцом наедине.

— Она просто хочет, чтобы ты не торопилась, — понял мое состояние папа. — Это важное решение, сделать правильный выбор не так просто, как тебе кажется. И все же… почему ты отказалась?

— Хотела бы ответить, что из-за вас, но это не так… — Папа наклонил голову. И я вдруг подумала, что он не так уж красив, думаю, у мамы были и другие варианты. Но ведь что-то удерживало ее. Не то ли самое решение? Я всегда полагала, что родители в меру счастливы. Несмотря ни на что, более заботливого и любящего отца я не могла бы себе представить, а это самое лучшее, что может дать мать своему ребенку. — Я спросила его поедет ли он со мной в Россию, ради меня, и он отказался.