Дневник. Поздние записи - [24]

Ты можешь себе представить… я… говорю… с акцентом. Вот вам и языковая практика. Ладно, люблю, целую, твоя Карина».

Но я была не совсем права. В честь моего дня рождения Шон снова пошел на величайшую уступку и позволил мне его сфотографировать. Ну то есть не из-под левой пятки, пока он отворачивается или не видит, как бывало раньше, а как нормального человека. И, о чудо, он согласился сфотографировать меня. Причем подошел к процессу с присущей ему ответственностью. Наверное, если бы не это, у меня не было бы ни одной собственной фотографий из Австралии. И отчего-то я подумала, что раз он мне уступил, то это что-то меняет. А потому однажды когда мы ехали из университета, я попросила:

— Останови, пожалуйста, машину. — Я терпеливо дождалась, когда он припаркуется у обочины и обратит на меня все свое внимание. — Если бы я попросила тебя об этом, ты бы со мной поехал в Россию?

— Нет, — ответил он твердо, и я повернулась в кресле, обхватив его лицо руками.

— Но почему? Прошу, поедем со мной, — попросила я. — Я не хочу тебя терять. Ты мне нужен… Но и Россия мне тоже нужна.

— Ты защищаешь диплом. Ты уезжаешь, — произнес он, а потом добавил: — от меня. Я за тобой не поеду.

— Я уезжаю не от тебя, а домой. Туда, где мое место. Поедем со мной, пожалуйста. Я прошу тебя!

Шон вырвал лицо из моих рук, отвернулся и завел двигатель снова.

— Я ни за кем никуда никогда не поеду. Ты меня поняла?

— Принципы, твои вечные принципы. Они бесят. Они никому не делают лучше! — воскликнула я. И только машина остановилась, я выскочила из нее и хлопнула дверью. Шон последовал за мной.

— Карина, мне хорошо с тобой, но этого недостаточно.

— А чего достаточно? Зачем все усложнять до космического масштаба?

— Все итак усложнено до космического масштаба. В первую очередь ты — мое задание. И пока ты не скажешь, что остаешься здесь, со мной, так оно и будет. Ты можешь сказать, что согласна остаться здесь?

— Нет.

— Вопрос закрыт. И, кстати, завтра я улетаю по работе.

— На Манфреда Монацелли?

— Да.

Славно поговорили, а?

Шон вернулся спустя неделю. Не знаю, что там с ним делали, но выглядел он разбитым. И хотя мы уже друг на друга не дулись, что-то неуловимо изменилось. Надлом, надрыв… Разбитая чашка — повод истерики, дописанный диплом спрятан на полке, письма близких, родных, пожелания удачи в защите диплома оказались стерты и спрятаны, потому что обещали расставание, и мимолетные проблески отчаяния в глазах друг друга.

Примерно за месяц до моей защиты все развалилось окончательно, а спровоцировала это не я. Напротив, я была в шоке от его действий.

В тот день я умоталась и уснула прямо на диване, а он меня разбудил. Ночью.

— Который час? — тут же лихорадочно спросила я, пытаясь сообразить, что происходит.

— Двенадцать, — ответил он. Ну, можно сказать ранняя ночь.

— Пойдем спать? — предложила я и попыталась встать, но он не позволил.

— Подожди, — остановил меня Шон. — И не перебивай. Я все знаю, просто хочу, чтобы недосказанного не осталось. — От одних лишь этих слов мне стало дурно. Я попыталась по его глазам прочитать то, что должно было последовать, но тщетно. — Это ничего не решает и не ничего не значит, просто вот. Возможно, я бы хотел жить с тобой всегда. — И он протянул мне коробочку с кольцом. Мне стало плохо.

— Я не могу, нет… я…

— Я знаю. — Тогда зачем он это делает? Зачем?! — Просто как память. — Это было предложение? Неужели оно и таким бывает тоже? Он вот так, проходя мимо и не надеясь на положительный ответ, исполнял мечту каждой девушки. Нет, я решительно не понимала Шона Картера. Вообще. — И еще вопрос. Если бы я поехал с тобой в Россию, ты бы согласилась?

— Да, — воскликнула я. — Я хочу. Так ты поедешь? — спросила я, хватая его за руку.

— Нет, не поеду. Мне просто хотелось это услышать, — пожал он плечами, развернулся и ушел. Я рыдала всю ночь, и до самого отлета из Сиднея не возвращалась в его спальню.

«Карина, здравствуй!

На сей раз буду лаконична. Я жду твоих фотографий из Санкт-Петербурга. И даже не вздумай меня продинамить. С любовью, твоя Лиза».

Защита диплома явилась адом. Я в строгом костюме перед преподавателями и тонна картинок на проекторе, каждая из которых ассоциировалась с чем-то личным и потерянным. Видео было снято со второй попытки, так как когда это делалось, Шон меня обнял, и я уронила фотоаппарат. Слайд, во время набора текста на котором я нечаянно уснула за компьютером и опрокинула остатки сладкого кофе на клавиатуру. Пришлось закрывать дверь и исправлять последствия, не попадаясь Шону, который бы меня прибил на месте…

По итогам защиты меня начали расспрашивать, почему я не остаюсь в аспирантуре. А я физически не могла открыть рот и произнести при Шоне, что, наконец, возвращаюсь домой. К маме. К папе (самочувствие которого в последнее время было неплохим). К Алексу. И Диме с Ларой. К своей жизни!

После защиты мы с Шоном стояли на крылечке университета:

— Ты улетаешь вечером? — спросил он.

— Ночью, — покачала я головой. — Мой самолет в три.

— Я предлагаю провести последние часы вместе, — тихо сказал он.

— Я согласна, — прошептала я и протянула ему руку.