Дневник плохой мамаши - [34]

— Мне кажется, — осторожно начал Дэниел, — тебе надо сходить к врачу. И поскорее, потому что если ты захочешь… — Он на секунду замолчал.

И тут на меня что-то нашло.

— А ТЫ-то тут при чем? — Я толкнула его, он чуть не упал. Очки полетели на траву. От этого он показался таким жалким, что я его еще больше возненавидела. — Это МОЕ тело! И МОЕ дело! Ты ни фига НИ В ЧЕМ не понимаешь. И вообще, вообще… — я бессмысленно махала руками, — не лезь в МОИ мысли!

Дэниел вытирал очки рукавом, а я встала, схватив пластиковую палочку с двумя роковыми полосками.

— И ТЫ тоже иди к черту! — сказала я палочке, воткнула ее, как колышек для палатки, и вогнала ногой в землю. Потом развернулась и направилась к выходу из парка. У меня перед носом проехал малыш на велосипеде.

— Почему ты на меня-то злишься? — закричал мне вслед Дэниел и тихо добавил: — Ты же не от меня беременна.

Я бросилась бежать.

* * *

Прошлой ночью мне опять снились поезда. Детали меняются, но смысл остается: мне нужно куда-то добраться (хотя, куда именно, каждый раз толком не известно), но никак не удается. Все время что-то не так: то я сажусь не на тот поезд, то он никуда не едет — так и стоит на станции, то превращается в тележку. Иногда он вообще не приезжает. Я просыпаюсь в ужасе.

Нетрудно расшифровать основные символы — любой психолог-шарлатан мог бы это сделать. Меня мучает только один вопрос: если мне когда-нибудь удастся привести в порядок свою жизнь, я доеду куда надо или просто сны прекратятся?

Временами, когда я еще лежу в постели, мое сердце сжимается от острого чувства потери чего-то. Неизвестно чего.

В понедельник я пришла в школу в 9.10, на двадцать минут раньше, чем положено: мне хотелось все сделать так, чтоб никто не увидел. В коридорах стояла неприятная тишина. Все были в зале. Кроме Сильвии, естественно. Утренней молитве она предпочитает возможность повисеть на телефоне. Я прокралась мимо секретариата, свернула за угол, пробежала по длинному коридору. Мне навстречу несся утренний гимн:

Ежедневные занятья, послушанье, тяжкий труд

Нас на верный путь наставят и к успеху приведут.

Дети пели с северным акцентом. Я заглянула в зал. Верно: мистер Фэрброзер стоит на сцене. Перед ним сборник гимнов, у его ног стоит мегафон и столбик, какими огораживают места ДТП. Мистер Фэрброзер любит наглядные пособия. «Что услышу — забуду, что увижу — запомню», — часто повторяет он. Значит, у меня есть минут пять. Я побежала назад к приемной. Вытянула из-за угла: чисто — и бросилась в кабинет мистера Фэрброзера.

Там я положила дождевик на стул: тут он его точно заметит. Подумала, не написать ли записку. Но что тут напишешь? «Простите, что вчера заблевала ваши ботинки?» Я огляделась. Полки с книгами и папками, доска объявлений с прикрепленными к ней напоминаниями и детскими рисунками. В дальнем углу огромный аммонитянин, надувной молоток, игрушечная обезьянка, клетка для хомячка, маска черта (как видите, я не соврала: он любит наглядные пособия), у другой стены ящик с конфискованными футбольными мячами, игрушечное ружье, стреляющее пробками, игрушечные ножи и т. п. На столе директора стояла свадебная фотография его родителей и разные кошмарные безделушки, подаренные ему детьми за долгие годы. Сразу видно, что это кабинет доброго человека. Господи! Ну почему я все испортила?

Ладно, пора. Я прислушалась, потом медленно открыла дверь.

— Все в порядке? — раздался голос Сильвии. Я чуть не подскочила. Она стояла в коридоре с чашкой кофе в руках (на краю чашки — следы помады), поджидала меня. — Он в зале. Но ты ведь и сама это знала.

Можно было бы все ей рассказать. Можно было бы отвести ее в учительскую, запереть дверь и поведать ей печальную историю — вот бы обрадовалась! Можно было бы взять с нее обещание никому не говорить (маловероятно, что она его сдержит, но все-таки). Но я не стала.

— Я проверяла полочку с забытыми и потерянными вещами, — объяснила я. Она так старательно на меня пялилась, что мне показалось, брови у нее вот-вот окажутся на макушке. «Да отцепись ты, пронырливая Сука»(— едва не сказала я. Но не сказала же.

Утро тянулось бесконечно долго. В десять я сидела со спецклассом, помогала им выполнять задания на измерение площади. Каждый обвел карандашом свою руку. Сравнили, убедились, что моя больше. Я мучительно высчитывала в квадратных сантиметрах впечатления от этого воскресенья.

— А сколько вам лет, мисс? — спросил Дейл. Они все время так делают: пытаются отвлечь посторонними разговорами.

— Спрашивать у женщины про возраст невежливо, — тут же охотно подключилась Лиза.

— Лет двадцать пять? — не унимался Дейл. У него было длинное лицо, массивная челюсть. Он все время грыз карандаши.

— Что ты, — я улыбнулась, — гораздо больше.

— Пятьдесят? — высказала свое предположение Лиза. — Вы выглядите точно так же, как моя бабушка, а ей только что исполнилось пятьдесят.

— А когда у вас день рождения, мисс? — спросил Дейл, выплевывая на парту щепки от карандаша.

— У меня на следующей неделе, — вдруг проснулся Филипп. — Мне подарят «Ферби»[17].

— Молчи, жирный, — бросил ему Дейл. — Толстая девчонка!