Дневник офицера - [24]
Незаметно спустилась ночь, пришлось зажечь свечи. Подали сигнал к ужину. Гостя в общую столовую приглашать не стали, его внешний вид и поведение оставляли желать лучшего. Ужин принесли в комнату. Но оказалось, что выпивка-то подошла к своему концу. У разгулявшихся выпивох это обстоятельство вызвало тревогу. Все дело испортил Игорь, подав из своего угла голос:
— Александр Иванович, если еще хотите выпить… — Его немедленно перебил командирский бас:
— Какой вопрос, Игорек!!! Конечно, хотим, конечно. Странные вопросы ты задаешь иногда, доктор. Сегодня такой гость… Такой гость…
— У меня здесь под лежанкой в чемодане есть женьшень. Достаньте.
Было известно, у Игоря в чемодане лежала пол-литровая бутылка настойки корейского женьшеня с настоящим корнем. Доктор знает что покупать — лекарство!
— Вот это делово! — воскликнул приезжий доктор. — Сейчас мы с тобой протрезвеем, командир. А потом соберемся в дорогу.
На столе появилась бутылка с корнем, и встала рядом с другой, в которой был лоамой. Женьшень и рис — первопродукты этих двух хмельных напитков.
— Будем пить так, командир, — продолжал приезжий доктор, наш гость. — Рюмку рисовой, рюмку женьшеня. Хмель как рукой снимет. А то мы с тобой того…
У меня невольно расширились глаза, глядя на него и не мог выговорить слов, которые застряли на языке: «О чем ты, доктор?» — Да-да. Не строй удивленные глаза. Я практически это проверял. Поразительное лекарство!
— Ладно, не шути, — наконец сказал я, поняв, что будет настаивать на своем. — Можно понять заблуждения простых смертных, но кандидата медицинских наук… Но извини меня.
— Да я тебе еще раз объясняю, что проверил на себе. Не знаю как там с законами природы, логики и арифметики, но я тогда нисколько не пьянел — я после каждой рюмки водки выпивал рюмку женьшеня. Она, точно, нейтрализует водку. Как и почему это происходит — я объяснить не могу, но это так.
Чего с ним спорить? Пьяный есть пьяный. А Александр Васильевич молчал, улыбался. Слушал спокойно наш спор и, не повышая голоса повторял:
— Кто из вас прав, кто не прав, мы это сейчас же и проверим. Мы это сейчас же и проверим… — Стал разливать в рюмки лоамой.
Что было делать? Беспокойство вызывает сама поездка. Не было бы необходимости ехать — пожалуйста, пусть пьют себе «на здоровье». Не отнимать же из рук рюмки, того и глядишь, подерутся.
Ладно, думаю, пусть выпьют, может уснут, к ночи выспятся.
Еще принесли что-то горячее. «Под горячее» опять было выпито довольно много опьяняющих и «отрезвляющих» рюмок. Из своего угла встревал в разговор Игорь Павлович. Вроде больной, тем более не выпивший, но все равно подогревал сидящих за столом. Те слушали его не перебивая, «из уважения к больному», а потом «развивали его мысли».
Время подходило к десяти, когда пришел водитель с переводчиком. Он интересовался, едут донгти лиенсо сегодня в Ханой или останутся ночевать. Наш гость тут же встал и подошел к водителю.
— Едем, и только так, — выговорил он, едва шевеля губами и пытаясь хлопнуть вьетнамца по плечу.
Я начал отговаривать доктора, предложил сейчас же лечь спать, а в путь тронуться рано утром. Меня на этот раз поддержал и командир, и Игорь Петрович. Но не тут-то было: доктор из Ханоя упрям: едем и все. Поспорив довольно долго, мы сдались (какой толк спорить с пьяным?), потеряли надежду в успехе и начали готовиться к отъезду. Было единственное желание: быстрее посадить доктора в автобус и постараться его усыпить. Но спать он никак не собирался. Был возбужден, ходил шатаясь туда-сюда, без умолку говорил. Игоря занесли в автобус на носилках, уложили между сиденьями. Доктор тоже вошел в автобус, но ложиться и не думал. Отправлять их в таком состоянии никак было нельзя. Что же делать? Всячески старались задержать их, но время шло. Ну, наконец, он замолк и вскоре заснул на переднем сиденье. Я предлагал дать кого-либо на помощь, но Александр Васильевич не согласился.
— Доедет как миленький, проспит до самого утра, — сказал он.
Так и уехали вчетвером: водитель, переводчик, больной и… пьяный.
Для Игоря эта поездка продолжалась долго. О том, как они добирались до столицы, устраивался в госпиталь, он рассказывал потом, месяц спустя в госпитале. Приехав в Ханой, решили сначала отвести доктора в гостиницу. Его невозможно было разбудить. Пришлось втроем тащить на второй этаж, укладывать в постель, и только потом ехать в приемный покой госпиталя. Получилось так, что не доктор сопровождал больного, а больной — доктора, здорового. Когда потом мы встречались с ханойским доктором, он виновато опускал глаза, отворачивался.
В честь Нового 1969 года мы пригласили командование полка из дивизионов. Гостей собралось более двадцати человек. Поставили что-то вроде елки, украсив ее самодельными игрушками. Стол накрыли в той же комнате, где стояла елка. Прием, как говорится в отчетах, прошел в теплой и дружественной обстановке. Пели песни, произносились тосты. Пожелали друг другу здоровье и успехов, главное — скорейшего окончания войны. Засиделись за разговорами до глубокой ночи.
На Новый Год по восточному календарю командование полка пригласило к себе.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.